Любимая для Монстра

Я моргнула несколько раз, пытаясь сосредоточиться. Моё сердце замерло, когда я поняла, кто это был.

“Эдмунд?”

Его волосы были растрёпаны, лицо бледное, а под глазами виднелись тёмные круги. Неестественность происходящего, заставили меня подумать, что это сон.

— Даже во сне ты являешься мне таким прекрасным… — прошептала я, не удержавшись, и осторожно прикоснулась к его щеке.

Его глаза открылись, и он посмотрел на меня.

— Розалия! Ты пришла в себя! — воскликнул он с облегчением.

Я улыбнулась, убеждая себя, что всё это не настоящее.

— Ты только в моих грезах можешь быть таким, — прошептала я, подтягивая его ближе, чтобы прикоснуться губами к его лбу. — Какой чудесный сон, когда ты так рад мне.

Он замер, явно не понимая, что происходит. Он закрыл глаза, словно поддаваясь моим нежным прикосновениям.

— Полюби меня хотя бы во сне, — тихо попросила я, прежде чем накрыла его губы своими.

Глава 34

Эхо от стука копыт разлеталось по двору замка, громко возвещая о приближении лорда. Крики дозорного на башне возвестили:

— Лорд вернулся!

Воины и слуги спешно выходили навстречу своему господину. Никто не сомневался, что Эдмунд Дюран, прославленный как беспощадный полководец и закаленный в бесчисленных сражениях, вернется целым и невредимым. Но знать, что он снова покровительствует им своим присутствием, дарило странное спокойствие. Словно цементировало уверенность в том, что никакая сила не сможет поколебать стены этого замка.

Глухой стук копыт усиливался, отражаясь от холодного камня стен. Эдмунд, сидя на своем жеребце, восседал с величественной осанкой. Его черные как смоль волосы трепал резкий зимний ветер. Он оглядывал собравшихся у ворот, но взгляд его, холодный и властный, искал лишь одно лицо.

Когда его люди склонились перед ним, возглашая:

— Добро пожаловать! Слава великому Лорду Дюран

— он медленно поднял руку, заставив всех замолчать. Громким, властным голосом он обратился к дворецкому, чьи плечи затряслись под давлением сурового взгляда:

— Скажи мне, Филипп, где моя жена?

Ответ задержался, повиснув тяжелым молчанием. Лишь треск факелов нарушал тишину. Дворецкий, Филипп, поджал губы, явно выбирая слова, которые смягчили бы удар:

— Мой лорд, — начал он осторожно, — миледи уже два дня находится в лихорадке. Мы сделали всё, что могли, но… болезнь одолела её после сильного переутомления.

Эдмунд соскочил с коня, его тяжелые сапоги громко ударили о камень. Лицо осталось неподвижным, но глаза его вспыхнули опасным огнем.

— Что ты несешь? — проревел он так, что ветер как будто замер.

— Мой лорд…

— Ты, дряхлый старик, теряешь рассудок? — встрял Шатан. Он уже был готов разразиться потоком брани, не понимая что говорит дворецкий, имея в виду переутомление самой Госпожи замка.

— Закрой пасть. — Остановил его Эдмунд. Аслан строго посмотрел на Шатана.

Голос Эдмунда разрезал морозный воздух, заставив всех замереть. Шатан, привыкший к его гневу, отступил назад.

— Где она?

— В своих покоях, Ваша Милость, — выдавил дворецкий.

Эдмунд не стал больше слушать. Он широкими шагами пересек двор и, минуя тяжелую дубовую дверь, ворвался в замок.

Скрипя зубами от гнева и волнения, он ворвался в покои жены. В сумрачной спальне горел лишь один камин, его огонь лениво плясал, освещая тяжелые каменные стены. Розалия лежала на кровати, скрытая под многочисленными слоями одеял. Её лицо было бледным, почти прозрачным, а грудь едва поднималась в медленном, болезненном дыхании. На её постельной тумбе стоял сосуд с настоем трав, а рядом сидела её служанка Агата, бледная, измученная и напуганная.

Его плащ был мокрым от снега, сапоги оставляли грязные следы на полу, но он даже не обратил внимания. Всё, что имело значение, было перед ним. Его взгляд скользнул по комнате, оценивая обстановку, затем остановился на женщине.

— Что с ней? — его голос прозвучал низко.

Агата вздрогнула. Под тяжестью его взгляда её губы дрожали.

— Гос… госпожа… заболела, Ваша Милость. Лихорадка. Она началась два дня назад. Я… я…

— Два дня? — Эдмунд сделал шаг вперед, и женщина отступила. — Ты хочешь сказать, что всё это время никто не смог ей помочь?

Агата отступила, белая как полотно.

— Милорд, мы…

— Или ты посчитала, что моя жена недостойна помощи?

Она задрожала. В глазах заблестели слезы.

— Кто позволил ей дойти до такого состояния? — спросил он, глядя прямо в глаза служанке. Его голос был опасно ровным, но от этого только вызывал больший страх. — Каждый виновный поплатится жизнью.

— Ваша милость, — начала она, пытаясь объяснить, но он прервал её жестом.

Агата замерла, прижимая руки к груди.

— Милорд, мы сделали всё, что могли…

— Выйди. Пошла вон!

Его слова прозвучали так резко, что она, побледнев ещё сильнее, кивнула и выбежала из комнаты.

Эдмунд остался наедине с женой. Он подошел ближе, глядя на её лицо, бледное, но всё ещё прекрасное, несмотря на болезнь. Пальцы его почти дрожали, когда он убрал с её лба прядь волос. На секунду его взгляд смягчился, смотря на её лицо. Оно было таким слабым и беззащитным, что это породило в нём странное чувство — страх. Страх потерять её.