Любимая для спонсора (СИ)

Раньше я бы позволил ей все… Хочешь отсосать – пожалуйста. Что стало теперь? Моих сил хватило, чтобы сбросить с себя ее цепкие руки. Поднять с колен и попросить уйти. Не моя… Чужая. Запах, помада на губах, духи… Почему раньше я не чувствовал этой грязи? Она много лет липла ко мне невидимым покровом, превращая сердце в кусок камня… Я и сам стал как робот – научился лишь брать, потреблять, пользоваться…

– А это девчонки из танцевальной сборной? Молодец, Элеонора, таких симпатичных подобрала, – певуче протягивает Крис, вырывая меня из омута мыслей.

Ну, подобрала и подобрала, кто бы сомневался? Но я все же поворачиваю голову на звук их голосов, и замираю, как соляной столб.

Крис по-прежнему держит руки на моих предплечьях и методично их поглаживает. А я не чувствую ни хрена. Ничего! Пока не сталкиваюсь с глазами Любы – карими и бездонными. Из них мгновенно все улетучивается… То, что было раньше – блеск, гордость, ум. Остается пустота. Безразличие.

– Спасибо, что проводила. Тебе пора. Передавай сыну привет, – выпаливаю, отступая на шаг.

– Это из-за нее, да? – фыркает Крис, поворачивая голову.

Хорошо, что Люба успела отвернуться и не увидеть ее пронзительного взгляда.

– Да, из-за нее, – честно произношу я. – Иди уже, Крис.

– Ладно, Миш. Если буду нужна, звони.

Она настырно поднимается на носочках и целует меня в щеку. И только потом уходит.

Мы летим бизнес-классом. Люба с девчонками занимает правое крыло, я с Аркашей и Кауфманом сижу в левом. Немного поодаль, поэтому могу ее видеть. Вьющиеся пряди, заправленные за ухо, нежные скулы, крошечную родинку на шее, которую я совсем недавно целовал. У нее на теле есть еще одна такая же – на правой груди… От воспоминаний у меня даже рот наполняется слюной. Не могу больше так.

Пусть что угодно говорит, но я посвящу свою победу ей… Если выиграю. Кину к ее ногам пояс чемпиона. Или сдохну на ринге… Жизнь или смерть, другого не дано.

Буду кромсать Зверева на куски и смотреть ей в глаза, если она решится присутствовать. Она может прятаться за кулисами и выходить только во время танцевальных номеров ее девчонок. Но я отчаянно хочу, чтобы она смотрела, как я бьюсь… Переживала, кусала губы, заламывала руки…

Зря Борисовна позвала ее, блять… Меня размазывает от одного ее присутствия на соревнованиях. От вида ее…

– Ты чего такой хмурый, Миша? – елейно протягивает Аркаша. – Форма хорошая у тебя, не сомневайся. Мюнхен на ушах, они же до сих пор не знают, кто такой Мистер Х! Там в аэропорту ажиотаж уже! Репортеры отовсюду собрались, что увидеть, наконец, кто этот таинственный противник? Зверев уже обоссался от страха…

– Не заливай, Аркаш, – хмыкаю я, протискиваясь к выходу. – Я не владею языками. Никаких интервью давать не буду.

– Так Кауфман есть! Зря, что ли, его брали?

Аркаша оказался прав – как только мы выходим из самолета, нас облепляют репортеры. Отовсюду мелькают вспышки фотоаппаратов. Людей вокруг много. Ступаю, замечая, как под ногами ярким пятном змеится красная ковровая дорожка. Повсюду плакаты с лозунгами на русском. Очевидно, дело рук наших болельщиков, приехавших на соревнования. Или живущих здесь русских немцев.

– Порви его, Филин! Мы так и знали, что это ты! Ребята, давайте на раз-два! Филин-чемпион! Филин-чемпион!

Воздух дрожит от криков и щелчков фотоаппаратов, торопливых вопросов корреспондентов на русском и немецком языках. Аркадий мягко отводит меня в сторону, позволяя Кауфману поговорить с журналистами. Оглядываюсь, замечая позади себя Любу… Ее красавцы-девчонки захотели пообщаться с прессой, а она предпочла оставаться в тени.

– Ты будешь за меня болеть? – спрашиваю неожиданно.

Беру ее ладонь в руку и нежно поглаживаю. Она вздрагивает, но руки не отнимает. Распахивает глаза и раскрывает губы, чтобы ответить. И замолкает, устремив взгляд в сторону…

– Будешь смотреть, как я соревнуюсь? Люба, я…

– Миш, меня встречают, – с ноткой разочарования в голосе, отвечает она.

– Скажи.

– Буду. Я буду за тебя болеть, Филинов, – твердо отвечает она и вырывает ладонь из моего захвата.

Идет к высокому мужчине с цветами и фальшивой улыбкой на лице. Ее встречает тот самый иностранец, за кого она собралась замуж…

Глава 27.

Глава 27.

Люба.

Все здесь кажется уместным – большой, пушистый кот, сервиз из белого фарфора, бордовые льняные портьеры, ароматный пирог с грушей… Скрытое вечерними сумерками лицо Клауса, легкая улыбка его мамы, широкая – отца…

Даже одинокий фонарь, качающийся за окном…

Только я здесь лишняя… Пальцы вязнут в воротнике пушистого свитера, а в груди копятся слезы… Мне срочно нужно на воздух, подальше от всего этого благополучия.

– Еще чаю, Любаша? – предлагает его мама Хельга.

Мы говорим на ломаном английском и немецком, Клаус сносно владеет русским. Но дело не в языковом барьере, вовсе нет… Чувствую себя чужой. И мне стыдно за незаслуженное ко мне доброе отношение…

За свою глупость – чудовищную и жестокую… Я ведь могла сразу все это оборвать, однако, не стала этого делать. Поверила в то, что смогу полюбить… Одного я учла, нельзя полюбить, когда любишь другого человека…