Любимая и потерянная

— Сама не знаю почему, мне вспомнилось другое платье, я его носила, когда была на втором курсе, такое, цвета морской волны, очень милое. У меня была к нему и шляпа из зеленой соломки, модная, элегантная. Как-то я гуляла в парке с одним студентом, и на мне были это платье и шляпа. Помню, мы стояли с ним на мостике. Я смотрела на наше отражение в воде и думала, что он тоже смотрит вниз, но, подняв голову, увидела, что он глядит на меня. И тогда я почувствовала вдруг себя очень красивой. Почему вы заставили меня вспомнить это?

— Не знаю.

— Странно, правда? — серьезно сказала Пегги.

Она снова стала чертить носком по полу, потом открыла дверь, и ее шлепанцы зашаркали по прихожей.

Сердце медленно и гулко ударило у него в груди, наполнив ее болью. Уставившись в одну точку, он раздумывал над тем, что скрывалось за ее словами. Неуверенность? Да, теперь он понял. У Пегги возникло сомнение в правильности избранного ею пути. Неважно кто, он или Мэлон, пробудил в ней это сомнение. Сомнение пробудилось, его желание исполнилось, и он может позволить себе порадоваться. То, как она отнеслась к его присутствию в своей комнате, показало, что она не считает его чужим, знает, что он ее любит. Удивление и радость ослепили его. Он даже не заметил, что насчет трубача Пегги осталась при своем мнении.

Когда она вернулась в скромном черном платье, уже причесанная, с собранными в гладкий низкий узел волосами, он кивнул и улыбнулся.

— Вы прекрасны, — сказал он.

Теперь он знал, что она всегда принадлежала к его миру. Она напоминала сделанную с топким вкусом изящную фарфоровую статуэтку.

— Все эти ваши комбинезоны, ситцевые платочки — маскарад, и больше ничего! — Его смех был таким по-мальчишески заразительным, что она не выдержала и, откинув голову, тоже рассмеялась. Сейчас она впервые показала ему, что гордится своей красотой.

— Кстати, — сказала она, подходя к бюро и выдвигая один из ящиков, — у вас есть зажигалка?

— Есть, а в чем дело?

— Вот вам два баллончика с горючей смесью. Это с нашей фабрики. Мастер сказал, что я в любое время могу их взять.

— Спасибо, — сказал он, — спасибо, Пегги.

Как забавно: он подарил ей ботинки, а теперь и ей захотелось сделать ему подарок.

— Можете проводить меня до угла, — сказала Пегги. — Да вот что еще, если хотите, я могу вас сегодня вечером попозже познакомить с Генри. Заходите в «Шалэ» часов в одиннадцать или в начале двенадцатого. Мы, наверное, туда заглянем.

— Я там буду, — сказал он.

Глава шестнадцатая

В полночь Макэлпин сидел вместе с Фоли в баре «Шалэ», за угловым столиком в нише, где, как обычно, тянуло сквозняком из открытого окна. Ему дуло прямо в шею, и, чтобы не простудиться, он не снял шарфа.

— Хочу быть похожим на француза-интеллектуала, — объявил он.

Вольгаст, засучив рукава рубахи и поблескивая лысиной, стоял за стойкой, а в другом конце бара о чем-то тихо разговаривали Мэлон и карикатурист Ганьон.

— Ну, Чак, я начинаю работать в «Сан», — небрежно сообщил Макэлпин.

— В самом деле? — Фоли удивился. — Это уже решено?

— Да, решено.

— Когда же ты приступишь?

— Колонки две-три приготовлю на этой неделе. Конечно, дам их просмотреть мистеру Карверу. А в конце недели мне выпишут чек.

— И сколько же?

— Пока сто. А там, может, и побольше.

— Место штатное?

— Да, штатное. Не ерепенься, старик. Все без обману. Да и к тому же я не обязан сидеть в «Сан». Могу работать дома, только сдавать им по три колонки в неделю.

— М-м-да. Не газетчик прямо, а журналист. Теперь тебе только обзавестись брюками в полоску и тростью. Ну а знаешь ты, что все это значит?

— Просвети.

— Это значит, что ты любимый ученик. У тамошнего господина учителя всегда есть любимчики.

— И все-то ты знаешь! Спасу нет.

— Впрочем, возможно, это попросту дело рук Кэтрин. Ну ладно, ладно, я ошибся. Может быть, ты разбираешься в людях лучше, чем я. Теперь скажи, где ты намерен поселиться?

— В этом весь вопрос. Мне нужна машинка и квартира.

— О, я, кажется, смогу тебе помочь. В нашем доме живет один малый, который дней через десять отправится на Майами. Можешь снять его квартиру.

— Что ж, решено, — сказал Макэлпин.

Теперь нужно было расспросить Фоли о Генри Джексоне.