Любимая мартышка дома Тан

– Может быть, всё вообще было наоборот – наша умная танцовщица первой придумала свой костюм злобного ночного духа, а уже потом некроманты, услышав разговоры о ведьме, использовали их в своих целях и начали показывать своим рекрутам всякие там кости. Вспомни сроки, Юкук, – разговорам о ведьме уже года два-три, а некроманты, как ты помнишь, начали свои забавы гораздо позже.

– Мало нам… у нас тут ещё, оказывается, квартируют шпионы Ань Лушаня, – мрачно пробормотал Юкук.

Я перевёл взгляд на Сангака. Он всё ещё нависал надо мной всей тушей, но успел во время этого разговора стать ниже ростом. Он хорошо знал, что дальше неизбежно последует приказ – уничтожить врага собственноручно, чтобы хотя бы частично искупить свою вину.

– Сангак, – сказал я резко, и он вздрогнул. – Женщина-воин, служащая своему соотечественнику, – это не позор для неё. Слушай моё приказание: ты не дашь ни одной пылинке коснуться Меванчи. Она нам сейчас очень понадобится. А ты не покажешь и виду, что что-то изменилось, хотя это будет трудно. И даже потом, когда она уже будет не так нужна, ты будешь по-прежнему беречь её от всяких бед. Потому что она великая танцовщица нашей родины. И ещё потому, – я двинулся к выходу, – что она спасла мне жизнь. Ты видел, как я только что держал в руке её арбалет? Ты же не думаешь, что в ту ночь я отдыхал перед сном с арбалетом в руке? А потом застрелил гнавшегося за мной карлика – в спину, а не в грудь? Она стреляла через двор, с дальней крыши – отличный был выстрел. А теперь обедать, Сангак. Поедим вместе, и ты расскажешь нам, какие новые блюда ты придумал… И ещё, – тут я обернулся уже к Юкуку, – надо бы посмотреть, как ей больше нравится подслушивать наши разговоры – в комнате-душегубке, или нам лучше вести их под стеночкой, прямо под её окнами, чтобы ей лучше было слышно.

Почти беззубый рот Юкука начал раздвигаться в улыбке.

– То есть Ань Лушань хочет получать от вас какие-то новости, хозяин?

– Ну, конечно, – кивнул я благодарно. – Вообще-то мы будем писать ему письма. А братец Ань не будет верить ни единому слову из них. Но будут такие новости, которые я буду сообщать своим друзьям по секрету, якобы не догадываясь, что некая дама станет передавать их тому же Ань Лушаню. Надо, словом, помочь великому полководцу империи.

Я щёлкнул пальцами и, почти пританцовывая, тронулся вниз.

А у долгожданного дома меня ждал сюрприз. Когда моя торжественная кавалькада – ферганец, в придачу к нему я сам и два головореза верхом – приблизилась к увенчанным высокой серой крышей каменным квартальным воротам, с другой стороны проспекта ровно на такое же расстояние к ним, шаг в шаг, придвинулась другая кавалькада. Это была прекрасная Ян в сопровождении Лю (и ещё трёх придворных девушек), поражавших народ экзотическими, якобы западными костюмами – высокие остроконечные шляпы с полями, с краёв которых свисали полупрозрачные вуали, спускавшиеся до самых сёдел.

– Дочь императора обязана выезжать в сопровождении воинов в броне и со знамёнами, – сказала мне раскрасневшаяся и счастливая, как ребёнок, Ян после первых приветствий. – Мне, к счастью, можно обходиться без этого – да, кстати, и дочери императора на самом деле… молчу, молчу, молчу. А то – представляешь, ты выходишь к воротам – а тут целая армия!

– Да как же вы, уважаемая госпожа, узнали, что я приезжаю именно сегодня? – почтительно спросил я, раздвигая ловившую каждое наше слово толпу и ведя её коня под уздцы по главной улице квартала.

– У меня есть шпионы! – драматичным шёпотом сообщила она, склоняясь ко мне. – Знаешь, что это такое?

Я честно потряс головой.

– Уже неделю как один такой шпион… хорошенькая девушка, между прочим… сидел у тебя там, на рынке… О, небо, почти два месяца без вашего массажа – у меня болит все внутри! – возгласила она погромче, увидев, что уличные зеваки оказались уж совсем близко.

А в доме две счастливые дамы отогнали моих слуг, не дав им поприветствовать меня. Усадили на галерее на почётном месте. Затем вытащили из седельной сумки что-то здоровенное, почти в рост человека, и начали суетиться, загораживая эту штуку от меня спинами.

«И-эр!» – скомандовал, наконец, голос моей возлюбленной, и обе двинулись ко мне по дорожке в ногу, клоунскими шагами, конвоируя нечто зажатое между ними и заливаясь диким хихиканьем.

– Это же ты! Ты! – раздался голос Ян.

Ко мне несли громадных размеров раскрашенную полупрозрачную марионетку из промасленной кожи – для театра теней. Она изображала типичного согдийского купца в высоком, загнутом вперёд колпаке, с громадным горбатым носом, агрессивно торчащей вперёд бородкой, окаймлявшей всю челюсть. А также с красной рожей и вообще, без всяких сомнений, пьяного.

– Подарок! – заливалась смехом Ян. – Я давно хотела подарить тебе что-нибудь, а когда в день прощания ты сделал это… эту ужасную вещь… у-у-у, я подумала, что подарков у тебя должно быть много! Очень много!