Любимая мартышка дома Тан

Но господин Ду, чуть раскачиваясь в седле второсортного казенного степного конька с совершенно не запоминающейся внешностью, к счастью, вел себя достаточно вежливо и разговорами не докучал. Зато его неприметный скакун понравился моей Мышке, и я тихо злобствовал в седле: попробуй, объясни глупой лошади, что за штука такая — неподходящее знакомство.

А объяснить я мог бы. Неподходящее знакомство — это, кстати говоря, еще и когда к тебе приходит по четвертым дням недели счастливая, как утренний зяблик, возлюбленная императора в сопровождении маленькой свиты. А ты хорошо знаешь, что и этот визит трудолюбиво зафиксирован кистью твоей второй тени — какого-нибудь торговца веерами, давно уже маячащего на главной улице твоего квартала.

— Как это ты уедешь на целых два месяца? Но мы… мы не закончили лечение! — засияла она дразнящей улыбкой в вечер того самого дня, когда господин Чжоу решил со мной подружиться. — Эй, израненный в боях чужестранец, по каким это делам ты хочешь оставить бедную актрису одну на такой долгий срок? Да она просто умрет без твоих рук. Да, да, продолжай вот там — я сегодня споткнулась и чуть растянула ногу, а под твоими руками все так быстро проходит. Ты в этой поездке хочешь заработать денег, да? А почему ты ни разу не попросил денег у меня — ведь никакого труда… и это даже будут не мои деньги… Ну, вот что, решено, — закончила она, снова опуская лицо на льняную подушку. — Решено: у тебя есть приказ самой гуйфэй. Поедет… ну, поедет твой заместитель. Сделку, или что еще там ты готовишь с Ань Лушанем… кстати, он ведь еще и мой приемный сын… оплатит императорская казна. Как просто!

И она чуть покрутила на лежанке ягодицами, блестевшими от меда, смешавшегося с ее потом.

И тут со мной что-то произошло. Может быть, я слишком долго сдерживался, терпя неожиданную утрату своей свободы и вообще всю эту идиотскую ситуацию, когда именно ей я ничего не мог объяснить и именно ей мне столь многое хотелось сказать.

Моя рука поднялась к темным доскам потолка бани и хлестко опустилась на самую аппетитную часть ее тела. Сила удара испугала меня самого, но мне уже было все равно.

— Тебе нужны подданные, выполняющие твои приказы, уважаемая гуйфэй? — проталкивал я слова сквозь сжатое яростью горло. — Но меня среди них не будет никогда. Мне не приказывает никто.

Тут память непочтительно показала мне содрогающегося господина Чжоу, выговаривающего свои «Хо. Хо. Хо», и ярость моя еще усилилась.

— Если еще раз… Если еще хоть раз ты попытаешься указывать, что я должен делать… -давился словами я.

— А! — жалобно сказала она тонким голоском. Я замер.

— Варвар, — всхлипнула после короткой паузы Ян, пытаясь повернуть голову и рассмотреть содеянное мной. — Жуткий степной варвар. Как ты мог! Ведь это увидят служанки… О-о-о, какая боль.

Мое сердце сжалось. В тоске мгновенного раскаяния я упал лицом в чуть вспухшую плоть ее ягодиц и попытался зарыться в нее лицом.

— А, да, да, — прошептала она. — Ударь меня еще раз. Какое необычное ощущение… Иди сюда, сюда…

Перед моими глазами как будто засиял золотой свет. Наши с ней тучи прорвались дождем одновременно и сразу, с невероятной силой, и на наш двухголосый стон приоткрылась дверь бани, и в щели показалось озабоченное лицо Лю. Мгновенно оценив ситуацию, она удовлетворенно кивнула, снова исчезая.

Я вздохнул, провожая это прекрасное воспоминание, и с содроганием увидел справа от себя висячие усы господина Ду и скрывавшую остальную часть его лица коническую соломенную шляпу.

— Сейчас начнется степь, господин Мань, — вежливо сказал он. — Не хотите ли сократить путь? Я очень неплохо охочусь на птиц, и некоторые из них бывают довольно вкусны…

И я, от позорного страха перед спором с ничтожным Ду, провел неделю без какого-либо подобия мытья перед сном, рыся напрямую через голые степи. Надо признаться честно, скучный Ду в степи преображался. Он оказался великолепным охотником, птицы как будто сами летели на стрелу его маленького арбалета. А вкус некоторых из них почти примирил меня с фактом существования господина Ду. Тем более что по вечерам он не докучал мне разговорами, покрывая с помощью маленькой походной кисточки клочки бумаги иероглифами.

Скучные серые люди, постоянно ущемленные своей бедностью или невысоким рангом, — это очень плохо. Сколько раз я поддавался своим чувствам, жалея их за неудавшуюся жизнь или стыдясь собственного богатства и собственных успехов или подвигов, — и столько же раз жалел о своей слабости. Потому что нет предела подлости, на которую способен маленький человек против большого, щедрого и великодушного. И нет предела изобретательности, с которой маленький человек находит оправдания собственным подлостям.

Вот почему я каждый раз с такой радостью нахожу в этих людях хоть какие-то таланты. Браво, господин Ду, вы, оказывается, совсем не плохой путешественник. Очень полезное для вашего ведомства качество.