Любимая (СИ)

Мы еще немного поговорили, направляясь на паспортный контроль, попрощались с Альбиносом, у которого, кажется, сильно упало настроение, и вскоре разошлись к своим выходам на посадку. Саня тоже заметно погрустнел, в Москве его ждала полнейшая неопределённость, и это было совсем не то, к чему он успел привыкнуть за последние тучные годы.

А я назло пошлой логике и вопреки здравым рассуждениям продолжала неуклонное движение на Запад, и меня совсем не волновало, что в этом движении было столько же смысла, как в движении лососей, карабкающихся в верховья узкой речушки, чтобы отложить икру.

Плевать, мне, что я лосось, и что поступки мои диктуются, скорее всего, глупым упрямством, если у меня от этого поднимается настроение и жизнь кажется не столь серой и унылой!

Непредсказуемость, вот чего мне всегда не хватало, поняла я, взлетев над Европой, нищая девчонка, подчинившая свою жизнь унылому графику работы и накоплений, унижений, сбережений… Теперь я должна добрать то, что доступно в реальности мажорным девочкам, дочкам богачей. Я наконец–то попытаюсь стать свободной.

*.*.*

Мысли мои текли вольно и размашисто на высоте в девять тысяч метров, и я представляла себя, прошлую и нынешнюю, наивную и порочную, жадную и добрую, такую, какой я была и такую, какой стану — самой свободной и счастливой девушкой, соблюдающей седьмую заповедь. Пора наконец–то было ощутить, каково это…

На британскую столицу надвинулась серая августовская ночь. Я открыла окно в номере гостиницы на Стар-стрит, заказанной прямо из аэропорта Хитроу: снаружи моросил мелкий дождик, листва на ветках скрытых в темноте деревьев дрожала под каплями, пахло свежестью и немного — птичьим гнездом. Это запах Англии, подумала я, дрожа от ночной прохлады, надо постараться перестать думать, это утомляет и огорчает меня. Дальше на Запад пути нет, там океан, надо больше не думать о том, зачем я совершаю поступки. А может быть, надо прекратить их совершать?

И я постаралась сжиться с английскими буднями, сделать так, чтобы у меня не осталось здесь свободного времени. Это было легко достижимо, потому что я оказалось в самом чудесном городе на свете. Очередное вранье о том, что Лондон холоден, а его жители чванливы и негостеприимны. Я к этому времени успела побывать во многих городах и странах, поэтому совершенно уверена: великолепнее и прекраснее города нет на свете, а люди, населяющие его, отзывчивы и прячут чуткие сердца под масками холодных флегматиков.

Я не стану описывать Лондонские достопримечательности: на это потребовалась бы вся моя жизнь, и это уже сделали множество раз настоящие профессионалы. Но в Англии я вдруг обнаружила, что, несмотря на мои многолетние штудии английского, я с большим трудом понимала речь лондонцев.

Забавно было осознать, что я свободно общалась по-английски с израильтянами, европейцами и даже китаянкой, но на родине Шекспира оказалось, что употребляли мы какой–то другой язык. Чтобы не позориться, я прямо на Оксфорд-стрит записалась на курсы продвинутой разговорной речи с уклоном в бизнес. Вдобавок, ради экономии, я сняла маленькую студию на Финчли-роуд, и больше не платила в день по пятьдесят фунтов за гостиницу. Обеспечив себя крышей над головой вперед на месяц, я стала ходить по музеям и выставкам, а вечером сидела на курсах вместе со студентами из Колумбии и Норвегии, бизнесменами из Пакистана, Китая и Японии. Мужчины здесь представляли всю планету, и общаться с ними в перерывах было очень интересно, тем более, что я наконец–то не старалась нравиться и соблазнять. Мне, по правде, приходилось контролировать себя, чтобы не выдать каким–нибудь жестом или интонацией, кем я была совсем недавно. Хотя мой опыт проститутки подсказывал мне, как следовало обращаться с тем или иным собеседником, чтобы ему было хорошо, чтобы он кончил наиболее приятным для себя способом, а после этого вернулся ко мне и стал приходить постоянно… Тьфу ты!

Кстати, среди учениц на курсах нашлась одна полька, которая по секрету призналась мне, что подрабатывает в ночном клубе. Девушек среди нас было совсем мало, поэтому мы садились рядом, вместе ходили пудрить носики, и немного подружились. Она представилась Хеленой, и я не задумывалась о том, что она может быть кем–то еще, кроме туристки. Напрасно — когда Хелена сказала мне о клубе, ощущение дежа вю настолько сильно пронзило меня, что я не совладала со своей мимикой.

— Что с тобой? — спросила Хелена, отодвигаясь.

— Ничего, — я улыбнулась, — все в порядке.

— Я вижу, ты как–то странно реагируешь, — насторожилась Хелена. Пожалуй, она посчитала меня ханжой и сучкой, либо, что еще хуже — почувствовала правду обо мне.

А я представляла, что и сейчас все вернется на свои круги, и я упрошу Хелену привести меня в свой клуб, где я смогу показать, как следует крутить фуэте вокруг шеста, разводить клиентов на выпивку, улыбаться им, дотрагиваться, чтобы заставить быть щедрыми, и потом ласкать их так, чтобы они возвращались…