Любимая (СИ)

Нет, я не сделала Хелене предложения, от которого она не стала бы отказываться. Сегодня — не сделала. Но это было лишь вопросом времени, вдруг с ужасом поняла я, ведь деньги, заработанные в Европе, не бесконечны. Я потратила уже половину на жилье и шоппинг по бутикам Риджент-стрит. На меньшее я уже давно не разменивалась. Пожалуй, с тех пор, как познакомилась с Машей Поповой, я знала, что следует покупать только лучшую косметику, парфюмерию и одежду.

И значит, у меня есть еще около трех недель иллюзорного счастья и свободы. А, скорее всего, двух недель, чтобы не доводить себя до безысходной ситуации. Тогда — в клуб, или в Москву. Третьего не дано. И все, больше не думать об этом, наслаждаться последними днями этого лета. Наслаждаться!

Как много несет в себе это слово, спрятавшее внутри себя всего–то навсего сладкий леденец, который тебе, пятилетней, дал твой папа. Прошло десять лет с папиной смерти, но я не переставала вспоминать его, грустить о нем, любить его. Что бы он сказал, видя меня, стоящей напротив зеркала в Северном Финчли? А что сказала бы я сама?

Великий Кэрролл отправил из этих мест Алису путешествовать в Зазеркалье, исследовать абсурдный мир взрослых. Но моя фантазия умерла, и мысли были жутко далеки от мыслей ребенка, познающего мир. Неужели мне никогда ничего больше не откроется, кроме новых прорех в собственном здоровье и кошельке?

Похоже, Валя была права: мне не нравились мои глаза, раньше они были ярче, не нравилась моя кожа, некогда она была более гладкой, более розовой, и на ней раньше совсем не было морщин. Что если в лондонском ночном клубе красавицы со всего мира стоят в очереди за право устроиться работать? Та же Хелена проговорилась, что ей всего девятнадцать, а мне через считанные недели исполнится двадцать семь. Сколько я смогу еще конкурировать с молоденькими танцовщицами?

В последние месяцы я питалась особенно качественно, не жалея времени на приготовление супчиков и кашек, если не шла в ресторан. Я сварила себе очень полезную похлебку из зерен и мягких приправ, запила ее теплым чаем без лимона. Хотя всю жизнь до этого лета хлебала кипяток и бросала в него лимон. На улице стояла прекрасная погода, но выходить никуда не хотелось. Я легла на широкую кровать и включила радио. С вечера я запланировала поездку в Уимблдон — хотелось взять пару уроков тенниса на знаменитых травяных кортах, которых я еще в жизни не видела, кроме как по телевизору. Но теперь почему–то я валялась и чувствовала, что мне все равно. И ухаживания солидного пакистанца с курсов, хозяина компании, торгующей растительными маслами. И великолепие летнего Лондона. И дежа вю. И возвращение в Россию. И книжки, которых я в последнее время и так почти не читала. И я сама себе. Никаких эмоций, мне все равно, и ничего уже не будет по-настоящему важно, и ничего уже не будет лучше и светлее, чем это сладкое одиночество, за которым последует неминуемая старость.

Усилием воли я оторвала себя от постели, причесалась, накрасилась. Обратила внимание на то, что действую вообще без мыслей, как автомат. В принципе, этого я раньше и добивалась. Взглянула на часы — было поздно ехать в Уимблдон, да и времени на тематическую экскурсию почти не оставалось, разве что на обзорную экскурсию по городу. Я оделась в новые джинсы от DKNY, блузу с широким рукавом от Kookai, выбрала туфельки со средним каблуком Prada и сумочку Burberry, — все таки, находясь в Англии, мне хотелось проявить уважение к ней, включая в свой наряд хоть какие–нибудь детали от местных брендов.

Прошлась пешком до станции тьюба, опустилась под землю, проехала до Трафальгарской площади, откуда обычно стартовали самые общие экскурсии на даблдеккерах с открытым верхом. Купила билет, некоторое время постояла в раздумьях: не замерзну ли на верхней открытой площадке? Все–таки поднялась на нее, выбрала мягкое сидение, надела наушники, из которых наговаривался текст на разных языках. Наушники были настроены на китайский, но я перещёлкнула регулятор на язык этого города и страны, — за две недели на курсах я немного подтянула своё понимание английского, хотя иногда еще испытывала трудности именно с кокни — лондонским диалектом. Автобус тронулся в путь, я решила, что не стоит спускаться вниз, было достаточно тепло. Солнце светило довольно ярко, лишь время от времени исчезая за облаками, так что я даже не поднимала на волосы свои очки от Christian Dior с розовыми стёклами. Автобус проехал по Пикадилли, свернул на Парк-Лейн, обогнул Грин Парк и остановился у Букингемского дворца. Мы, немногочисленные экскурсанты, вышли на булыжник мостовой и приблизились к знаменитым на весь мир гвардейцам в бобровых шапках, несущим стражу у ворот резиденции королевы.

— Простите, вы не могли бы сфотографировать меня? — я запоздало сообразила, что вопрос относится ко мне.

Повернулась, посмотрела: он был значительно выше меня ростом, темноволосый, белокожий, с красивыми ровными зубами, ямочкой на подбородке. Его серые глаза смотрели удивительно серьёзно, будто бы речь шла не о сущем пустяке.