Любимая женщина Альберта Эйнштейна

– Мама была дочерью богатого штутгартского торговца кукурузой. Отец называл себя коммерсантом. Но, я думаю, с коммерцией у него не очень-то получалось. Сперва отец был совладельцем маленькой мастерской по производству перьевой набивки для матрасов и перин. Потом в Мюнхене он с братом Якобом основал небольшую фирму по торговле электрическим оборудованием. Кстати, именно они занимались поставкой электрического освещения для знаменитого фестиваля Октоберфест, знаешь о таком?

– Нет, милый.

– Ну да, конечно. Но вскоре они прогорели. И тогда отец с мамой уехали в Павию, это городок под Миланом, попытались там наладить дело... Только и там у них ничего не ладилось...

После прогулки по фруктовому саду они долго сидели в беседке, болтая о пустяках. Эйнштейн почему-то вдруг вспомнил о письме одной девочки, которая жаловалась ему, что ей с трудом дается математика и приходится заниматься намного больше других, чтобы не отстать от одноклассников. Она просила совета.

– И что же ты посоветовал бедной девочке? – спросила Маргарита.

– А что я мог ей посоветовать? – засмеялся Эйнштейн. – Я ей посоветовал не огорчаться трудностям с математикой. И заверил, что мои трудности еще больше, чем ее.

– Умница, – улыбнулась Маргарита, поцеловала в щеку и попыталась пригладить взлохмаченные волосы Альберта.

Вечером, после ужина, Эйнштейн играл на скрипке. Единственным слушателем была его Единственная. Потом, сидя рядышком на их любимом полукруглом диване, они говорили о музыке, о композиторах. Перебирая великие имена, Эйнштейн делился своими сомнениями:

– Затрудняюсь, кто значит для меня больше – Бах или Моцарт. В музыке я не ищу логики. Интуитивно воспринимаю ее, не зная никаких теорий. Мне не нравится музыкальное произведение, если я не могу интуитивно ухватить его внутреннюю целостность и единство... архитектуру.

– Мне кажется, ты должен любить Вагнера, Альбертль...

– Честно говоря, я восхищаюсь его изобретательностью. Но отсутствие четкого архитектурного рисунка рассматриваю как декадентство. Для меня его личность как музыканта неописуемо противна, так что большей частью слушаю его с отвращением.

– Альбертль... Так нельзя.

– Только так и можно... Да, ты слышала анекдот обо мне, который рассказывают все, кому не лень?

– Нет.

– Так вот, я умер, предстал перед Богом. Бог мне говорит: «Ты великий ученый, я хочу наградить тебя. Чего ты хочешь?» А я его прошу: «Покажи мне, Господи, формулу Вселенной!» Он подает мне скрижаль с длинной формулой. Я смотрю и вдруг вижу: «Господи! Но тут же ошибка!» – «Да знаю, знаю...», – сокрушенно вздыхает Бог.

– Смешно, – улыбнулась краешком губ Маргарита. – Но ты не умрешь. По крайней мере, пока я с тобой...

«Ты не умрешь, пока я с тобой...» Он подумал, что эта ее последняя фраза похожа на фальшивые слова из какого-то бродвейского спектакля. Да нет, у них с Марго вряд ли что вечное может получиться. Ей нужен муж-поклонник, а мне – жена-домохозяйка, которая всегда рядом, которая встречает и провожает, кормит и купает, а в основном – ждет. И не мешает.

Но пока они наслаждались уединением. Им было хорошо и покойно. Лежа в постели, они лениво переговаривались. Покидали кровать лишь изредка. Шлепая босиком по теплому полу, Эйнштейн время от времени уходил в кабинет покурить, давно взяв себе за правило никогда не дымить в спальне. Оставшись одна, Маргарита безмятежно нежилась на смятых простынях и восстанавливала в памяти все детали вчерашней застольной болтовни Оппенгеймера с ее Альбертлем.

Когда Эйнштейн походя поинтересовался развертыванием атомного проекта, Оппенгеймер принялся жаловаться на трудности, которые переживала его суперсекретная лаборатория.

– ...Я сам предложил генералу Гровсу это плато Лос-Аламос в штате Нью-Мексико. Еще в детстве я здесь учился в закрытом пансионе. Пустынная территория, равноудаленная и от Атлантического побережья, куда германские подводные лодки иногда высаживают своих шпионов, и от населенных пунктов, жители которых могли бы пострадать в случае (тьфу-тьфу-тьфу!) ЧП во время проведения опытов. Поначалу мы с Гровсом предполагали поселить рядом с Лос-Аламосом примерно сотню ученых с семьями. Но уже скоро там проживало три с половиной тысячи сотрудников. А сегодня – и вовсе более шести тысяч. Можете себе представить подобный муравейник?..

Оппенгеймер лично занимался комплектованием научного коллектива, исколесил тысячи километров, чтобы встретиться с каждым потенциальным кандидатом, постараться убедить его покинуть насиженное местечко в университете или лаборатории, оставить жилье, отрешиться от прежнего быта и перебраться в пустыню Нью-Мексико и, работая там, оказаться отрезанным от всего внешнего мира.

Первые поселенцы старинного городка Санта-Фе, прежней резиденции испанских вице-королей, появились уже весной 1943 года. Их автобусом ежедневно доставляли на плато Лос-Аламос, покуда вблизи лаборатории не выстроили целый поселок.

– И когда же вы будете готовы выпустить джинна из бутылки? – просто так, ради любопытства спросил у своего молодого коллеги Эйнштейн.