Любимая женщина Кэссиди; Медвежатник; Ночной патруль

– Прокатимся куда? – спросила она и потом сама себе ответила: – Некуда. – Она взяла его за руку, для того чтобы он внимательно ее слушал. – Получилось нехорошо. Прошлой ночью, – теперь она словно задыхалась, – я выгнала тебя из своей комнаты. Я обзывала тебя, потому что не могла тебе сказать, что на самом деле чувствую. Я никогда не была способна сказать тебе, что я чувствую. До сегодняшнего дня. Потому что теперь, похоже, время пришло. Как в рассказе, который я однажды прочитала. Там был морж, и он сказал, что время пришло.

Он очень крепко сжал ее руки, но он знал, что она – не в его руках.

– Так что, – сказала она, – время пришло. Я люблю тебя, Нэт. Я люблю тебя так сильно, что хочу умереть. Я действительно хочу умереть, и пусть я умру от руки Чарли, или не важно как. Мне все равно – я просто хочу умереть.

Он попытался избавиться от большого тяжелого комка в горле:

– Не говори так.

– Это не твоя вина. Здесь нет ни капли твоей вины. – Она забрала у него руку. – Я знала, что я не нужна, но что мне оставалось делать? Я присосалась к вам. Как пиявка. – Ее глаза, осуждающие себя самое, были печальными и желтыми. – Это все, чем я была. Пиявкой. – А потом ее губы чуть–чуть дрогнули. – Пиявка нужна только тогда, когда она вот–вот умрет.

Одно мгновение он был не в силах двинуться, дышать, думать. Это была полная неподвижность. И тогда нечто прорезало ночное небо и разорвало темноту на части. Он сказал себе, что он влюблен.

– Тебе не надо уходить, – сказал он. – Я никогда не позволю тебе уйти.

Ее глаза нашли глаза Харбина.

– Это правда? – Она продолжала впиваться в него глазами. – Это правда. Тебе есть, тебе есть до меня дело, я знаю – есть.

– Есть.

Только теперь он понял, кто послал знамение на небе, кто заставлял его говорить эти слова. Он знал это точно. Джеральд. И именно Джеральд приказал ему произнести:

– Я люблю тебя, Глэдден.

Глава 18

Бриз, дувший с океана, теперь был сильнее, и новость о том, что он подул, должно быть, достигла дальних улиц города, поскольку все больше народа выходило на набережную с видимым удовольствием на лицах. Между огнями фонарей, магазинов, кафе и отелей, во множестве цветов и звуков набережная сверкала и переливалась.

Все больше людей заходило в павильон, и наконец он заполнился почти до отказа. Мужчина, продававший мороженое, преуспевал. Его конкурент с набережной заметил это и тоже переместился в павильон. Люди сидели, покупали мороженое и наслаждались бризом, вдыхая его соленый воздух.

В павильоне разговаривали очень мало, а Харбину хотелось, чтобы здесь было больше звуков, больше шума. Пришло время выработать план, а он не мог в такой тишине хорошенько обсудить этот план с Глэдден. Он повернул голову и посмотрел в глубь павильона. Там была одна пустая скамья. Она стояла в последнем ряду, близко к перилам и в некотором отдалении от других скамеек. Край ее упирался в ступени, ведущие вниз, к пляжу.

Он поднялся, взял в руки чемодан. Глэдден последовала за ним, и они заняли эту скамью. Вокруг слегка суетились люди, поскольку несколько человек тоже спешили к свободной скамье. Началась небольшая толкотня. Голоса становились выше. Молодая женщина нехорошо отозвалась о другой женщине и получила точно такое же определение в ответ. Потом дело более или менее разрешилось, и в павильоне снова установилась тишина.

– Давай обдумаем все это.

Он зажег сигарету. Глэдден прислонилась к его плечу, и у него перед глазами растеклось бледное золото ее волос, рассыпавшихся у него на груди. По ним скользил бриз.

– Деньги, – сказала Глэдден. – Вся моя наличность осталась в комнате. Нам нужно вернуться.

– Нет. – Он представлял себе шахматную доску и намечал план действий, но тут немного отвлекся. – Я взял с собой достаточно. Почти семь кусков.

– Крупными купюрами?

– По большей части.

– Это проблема.

– Но она возникнет позже. У меня достаточно десяти– и пятидолларовых купюр, чтобы мы могли двигаться дальше. – Он глубоко затянулся сигаретой. – Что меня беспокоит, так это транспорт.

Он посмотрел на небо. Оно ярко сияло, усыпанное звездами. Было полнолуние. Между звездами и луной он прочертил план путешествия, создал там карту и уже видел, как он и Глэдден передвигаются по этой карте, уезжая куда–то. Он думал, как много времени им понадобится, чтобы туда попасть, и попадут ли они туда когда–нибудь. Небесная карта становилась все мрачнее, и он приказал себе перестать на нее смотреть. Карта не могла натолкнуть его на какую–нибудь идею. Ему нужны были идеи, а они не приходили. Он устал подгонять их, да и в насилии над мыслями не было ничего хорошего. Он знал, что в этом нет ничего хорошего, и позволил мыслям течь плавно, в согласии с самими собой.

– Автобусы, – сказала Глэдден. – Я не думаю, что они станут следить за автобусами.

– Если возьмутся следить, то ничего не забудут.

Глэдден вздохнула:

– Не слушай меня. Я в этом деле новичок.

– Так же как и я. – Он посмотрел на чемодан, стоявший на краю скамейки.

– Ты боишься?

– Разумеется.

– Мы выкарабкаемся.

– Но пока я боюсь. Не хочу тебе врать. Я действительно очень боюсь.