Любимчик богов(СИ)

Просидели с Саавой почти до утра, а с рассветом, Горыня начал сборы. Он с самого начала предполагал, что может и не задержаться в селе, но вот так, сразу срываться конечно не планировал. Хотя может оно и к лучшему. Хозяйства особого не нажил, и собираться толком было нечего. Одел под рубаху медальон который назначил своим талисманом в этом мире, прихватил личные вещи, деньги в мешке из толстой кожи, почистил и смазал револьверы, надел сшитый по его рисунку патронташ, и поверх всего накинул длиннополый пиджак из голландского сукна, тоже пошитый мастерицами Сосновки. Не хватало только широкополой шляпы, чтобы закончить образ.

Дом он отдал тётке Анастасье, с трудом уговорив её на переезд из крошечного домишки с протекающей крышей.

Седлать лошадь он уже более-менее научился, и взгромоздив на Обжору мешки со скарбом и деньгами, повёл в поводу к площади.

На этот раз там собралась практически вся деревня. Провожали трёх молодых воинов уходивших в войско князя по набору, и вокруг разодетых в яркие ткани воинов крутился вихрь из девок, тёток, мамок и детей. Люди заходили в храм Перуна группами и по одному, и буквально через минуту выходили, оставив небесному владыке подношение. В основном дарили деньги - горсть медных иногда железных монет, мастерицы - свои изделия, а воины - что-то добытое с врага.

В большой и светлый храм, с высоким куполом, и стрельчатыми окнами забранными тонким 'хрустальным' стеклом, Горыня вошел без трепета, и спокойно, как хороший офицер входит в кабинет генерала. То есть понимает - всегда найдется, за что его взгреть, но косяков особых нет, и потому, душа спокойна.

Никифор, встретивший его у входа, протянул чашу вырезанную из дерева, и качнул головой, в сторону стоявшей в глубине храма статуи. Там, на длинных полках уже стояли рядами такие же чаши. Принятое богами исчезало, а то, что оставалось в чашах, делилось между весью, и храмом Перуна в Медведевске.

Горыня ссыпал в чашу медные чешуйки своего предшественника по телу, и ту серебряную монету, что нашёл в доме. Добавил от себя ещё пять монет, и уже понёс, чтобы поставить на полку, когда вдруг остановился.

Сердцем понимая, что не серебро нужно Перуну, подошёл ближе к статуе, и вгляделся в черты лица, исполненные талантливым резчиком из древесины столетнего дуба.

Перун в Сосновском храме был похож не на гневного карающего бога, а на чуть усталого, но внимательного родителя, с едва заметной полуулыбкой смотрящего на своих детей.

Ссыпав деньги в горсть и спрятав в карман, Горыня поставил чашу перед статуей, и полоснув по ладони ножом, сжал руку в кулак.

Когда в чаше набралось примерно полстакана, перехватил рану куском чистой тряпки которая лежала в кармане именно та этот случай, и поднял свой дар.

- Прими Перун - батюшка.

Резкая вспышка ударила по глазам словно взрыв световой гранаты, а когда Горыня проморгался, то сквозь зелёное марево, увидел что чаши в руках нет, как нет и пятен крови на сжатом в руке платке.

- В чём клялся-то? Спросил Никифор подошедший сзади.

- Да ни в чём. - Горыня поднялся на ноги, и оглянулся на слегка опешившего ведуна.

- Клятва кровью - серьёзная клятва. Тако вои что идут на смерть за родную землю, призывают Перуново благословение.

- Мне чтобы защищать родную землю не нужно клятв. - Горыня размотал платок, и увидел что рана полностью исчезла. - Я один раз уже поклялся, и уверен, что этого достаточно. А вот подношение сделать... Ну что я купец, чтобы деньгами кланяться? - Он залез в карман и вытащил приготовленные для дара деньги. - Это вот, возьми для тех кто нуждается. Можешь в храм отдать, можешь людям. Сам смотри. И вот это, - он достал из другого кармана пять серебряных. - Отдай Тасье. Не могу я ей деньги совать, после того, что она для меня сделала. А хозяйство у неё небогатое. - Он кивнул ведуну и вышел из храма на площадь.

Возки, на которых сложили разбойников, и тело упыря уже вытянулись один за другим, и потихоньку караван двинулся вперёд.

Горыня поклонился до земли бабке Анастасье, что привечала его, когда все в селе отвернулись, обнял на прощание, легко взлетел в седло, и легким хлопком коленей послал Обжору ходкой рысью чтобы догнать голову колонны где ехал Савва.

В разговорах и неторопливой езде, по Царскому Тракту провели пять дней, столуясь в придорожных трактирах и один раз остановившись на берегу широкой реки, которую называли Волгла.

На реке вопреки ожиданию Горыни, было вполне оживлённое судоходство. Сновали крупные баржи, широкие лодки, и высокие парусники.

Савва, вышедший к утёсу вместе с другими, вдруг поднёс ладонь, к глазам закрываясь от солнца, и ткнул пальцем в едва заметную точку в небе.

- Глади-ко, почтовый из Новограда пошёл. Смотри Горыня, такого чуда мож и не видывал никогда, чтобы люди-то по воздуху словно птицы.

Горыня чуть напряг зрение и действительно увидел на фоне небесной синевы, чуть вытянутый пузырь за которым тянулся едва видимый дымный след.

- А летает, на угле что ли?