На новую мечту — «Царевну-Лебедь» — Илюша решил копить иным способом. Он сдавал бутылки. Надоумила его баба Катя — толстая соседка-пенсионерка, которая умела выжать деньги из всего, на что падал глаз. Она подвизалась работать в своем же доме, в семье молодых инженеров няней для двухлетней Анечки. Когда мама девочки уходила на работу, баба Катя напяливала на себя ее югославскую кофточку, сжирала пельмени из холодильника и включала телевизор. Анечка ползала по полу в описанных до щиколоток колготках, оставляя за собой мокрые инопланетные круги. По приходу родителей баба Катя отчитывалась, что подопечная на обед съела суп, пельмени и салат. Мама дивилась: Анечка теряла вес и к вечеру орала от голода.
— Высокий метаболизм у ребенка или глисты, — заверяла баба Катя. — Покажите эндокринологу.
С бабой Катей Илюша познакомился случайно. Он возвращался из школы, когда она перла в приемный пункт две огромные сетки с пивными «чебурашками» и водочными поллитровками. Расплывшись в пространстве, как медуза на песке, толстая Катя истекала потом и жиром, задыхалась и отхаркивалась. Лицо у нее было таким, будто она тащила на себе танкиста без ноги. Илюша кинулся помогать, она с радостью повесила на него обе сумки и шустро поковыляла за ним, приговаривая:
— Молодец, мальчик, комсомолец! Будешь помогать бабушке сдавать бутылки, получишь комиссию.
— Это как? — спросил Илюша.
— С каждого рубля десять копеек — тебе. А если посидишь с ребенком дома и никому об этом не скажешь, то двадцать копеек.
С этого момента Илюша был в деле. Поначалу он сидел с Анечкой, пока бабу Катю носило по помойкам и пивнушкам, где она собирала «товар». Анечка оказалась милым смышленышем, полюбила Илью как родного и подолгу играла у него на коленях, щекоча подбородок своим кудрявым затылком. Когда тот делал уроки, она калякала в его черновике простым карандашом и пела песни. Илюша не знал, чем развлекают детей, поэтому он заплетал ей крысиные косички, красил ногти маминым оранжевым лаком и рассказывал в ролях новости школьной жизни. Анечка повторяла его движения и фразы как свежая фиолетовая копирка. Через две недели, оставив дочь с куклой в кроватке, родители услышали монолог в нежном девичьем исполнении:
— З-заклой лот, п-падла, п-поняла? Че з-зенки лаззявила? Ща глаз на з-зопу натяну.
Они впали в ступор, решив навсегда порвать с нянькой, но на следующий день Анечка буквально выгнала их на работу, протягивая ручки пришедшей на смену бабе Кате и спрашивая ее о каком-то «луцсем Илюсе». Однажды девочка нашла в Илюшином портфеле остаток бутерброда и набросилась на него гудящей бродячей кошкой. Илья догадался, что ребенка нужно еще и кормить. В это время баба Катя организовала бурную деятельность по отмыву бутылок от этикеток прямо в Анечкиной квартире. Она включала газовую колонку, набирала в ванну горячую воду, и бутылки, утробно булькая, несколько часов отмачивали в кипятке свои буро-зеленые бока.
— Голенькая бутылочка, она дороже! — поясняла баба Катя Илюше, пока он вливал Анечке в голодный рот неразогретый борщ.
Как-то Анечкиному папе соседи нажаловались, что баба Катя была замечена с его маленькой дочерью на солнцепеке в очереди за шерстяным ковром. Илюша в это время был на секции по легкой атлетике и не мог подменить коммерсантку. Вечером у Анечки поднялась температура и началась рвота.
— Я же говорила, к эндокринологу нужно, — отпиралась баба Катя, когда родители прижали ее к стенке.
На следующий день по рекомендации соседей мама привела Анечку в квартиру к Софье Михайловне Гринвич на частный прием.
— Я понимаю, что вы не детский эндокринолог, — оправдывалась мама-инженер, — но запись к городскому специалисту только на два месяца вперед.
Софья Михайловна осмотрела девочку и заключила:
— Гоните эту тварь Катю поганой метлой. У вас абсолютно здоровый, но системно недоедающий ребенок!
Так Илюшина подработка закончилась, но начался личный бизнес. За время общения с бабой Катей он узнал про все «бутылочные» места и теперь стал независимым коммерсантом. За полгода Илюша скопил четыре пятьдесят и вывалил гору мелочи на стол опрятной бабули из комиссионки.
— З-заверните В-врубеля, — попросил он, чувствуя, как по телу разливается томное удовлетворение.
— Вы что, на паперти стояли? — подняла очки бабуля.
— А что, на п-паперти столько д-дают? — навострил уши Илюша.
— Это образное выражение, молодой человек, я и понятия не имею, сколько дают на паперти, — бабуля включила училку.
— Ж-жаль, — вздохнул Илья.
— Как вам не стыдно, вы же комсомолец! — вскипела она.
— Д-давайте уже «Л-лебедя», — он нетерпеливо теребил пуговицу на рубашке, — у нас л-любые деньги в п-почете.
Вечером Илюша просверлил дырку над своей кроватью, вдолбил дюбель, ввинтил шуруп и торжественно повесил картину. Вернувшийся с футбола Родион надул щеку и скривил рожу.
— Как сие понимать?
— Это Т-тамарка, моя ж-жена, — спокойно сказал Илюша, — отныне и н-навсегда она будет со м-мной. Д-другие женщины в этой жизни уже н-не имеют зн-начения.