Выбросил я направление из облздрава и словно крылья опять выросли. И сразу кушать захотелось. Поэтому зашёл я в единственную в этом районном центре столовую, взял стакан вина на разлив, гуляш, что-то там ещё и только приступил к чревоугодию, как подходят ко мне трое местных орлов.
– Ты, – говорят, – откуда? Ты кто?
– Ну, – думаю, – начались разборки!
– Алма-атинский я! Но это вчера. А сегодня я – московский. Студент московской консерватории! Певец!
Не говорить же им про Гнесинку, о которой даже я не слышал до того, как в ней побывал. Хотя это было даже покруче. Там, оказывается, готовили певцов с правом преподавания в консерваториях.
– А-а, – говорят орлы радостно. – Давай знакомиться!
Ну, я поручкался с ними, и они от уважения к моей столичной персоне принесли мне ещё один стакан вина. Ну и себе тоже. Видно было, что им приятно было заиметь такого знаменитого кореша. Такого масштаба птица к ним ещё не залетала.
Поболтали о том, о сём…
Подумал я, подумал и после этого стакана прибавил к своему артистическому авторитету якобы знакомство с криминалитетом Алма-Аты. Чем закрепил свой имидж намертво! Что-то вроде – "Ты «Носа» знаешь? А "Сипатого?" Я с ними за ручку здороваюсь!.."
– Если кто будет приставать к тебе, только нам скажи! – сказали орлы и очень довольные не стали мешать моей трапезе.
После столовой иду и вижу – этакое воздушное, приятно пухленькое существо передо мной мелькает. Да с косой до пояса. А? Где сегодня такую косу увидишь? Только в школе! Да и то не в столичной!
И всё-таки, если бы не два стакана вина, я бы вряд ли заговорил с ней. А тут такие пласты сладкого романтизма всколыхнулись, что только держись!
– Как зовут принцессу? – спросил я.
– Оленька, – просто и доверчиво сказала принцесса и взглянула на меня такими романтичными глазами, что я чуть не упал.
И уже то, что ей исполнилось только четырнадцать лет, и она закончила лишь восьмой класс, не имело никакого значения. Тем более что Джульетте было не больше.
Вечером мы с ней уже гуляли где-то за посёлком – там, где не было ни единого фонаря, но были невероятной величины и яркости звёзды и в полнеба Млечный путь.
Ну, ясное дело! Если я заморочил голову местным битюгам, то что мне стоило запудрить мозги школьнице!
Но никакого секса! Поцелуи, объятия – и всё! Хотя она через какое-то время была совсем не против…
Я был против!
Ей жить и жить, а я птичка залётная – поматросил и бросил! А чтобы не было лишней гормональной волны, я обратил конкретное внимание на свою разведённую хозяйку. Здесь проблем не было, а как раз оказалось даже слишком наоборот…
Как только с лирикой всё наладилось, я тут же направился в местный Дом Культуры.
Почти все крупные дома Культуры в Советском Союзе строились по одному греко-римскому образцу. И красоты были бесспорной. Настоящие дворцы! Эти колоны впереди, эти роскошные вестибюли, эти огромные залы с великолепными оборудованными сценами!.. Заходишь и чувствуешь себя не в вагоне электрички, а в храме. Чувствуешь уважение к себе, как к человеку…
Сейчас тут было тихо как в мавзолее. И хотя при этом Доме был казахский Народный театр, но сейчас он не функционировал ввиду страдной поры. Артисты собирали урожай на бескрайных целинных просторах, а режиссёр ждал их и тихо жил в этом же культурном заведении вместе со своей женой и двенадцатилетним сынишкой. И хотя он и звание имел какое-то, и театр сделал Народным, и казахом был, но квартира ему не светила.
Одни обещания!
Дом Культуры-то построили для партийного отчёта, а для тех, кто саму культуру нёс – шиш! Доходу-то от самодеятельности тоже – шиш! Ну, вечная история!..
Я это сразу смекнул и решил преподать столичный урок. Показать, что и деньги можно делать и самодеятельность развивать. Тем более что опыт уже был, да и витамин «Д» (те же деньги!) нужен был позарез.
Подошёл я к директору, который рылся в своём огороде, и заключил с ним договор на арендуй билеты. Он сразу меня понял, и мы с ним договорились, что доход будем делить пятьдесят на пятьдесят.
И закипела работа! Аккордеониста, конрабасиста и гитариста я нашёл в ночлежке для шоферов, певичек в школе, кого-то там ещё где-то и начал репетировать. В основном, мой репертуар.
Когда дело уже придвинулось к финалу, то я поехал в Алма-Ату на клубном автобусе и забрал давно выписанные два крутящихся прожектора с цветными съёмными фильтрами. Это театр их выписал, а забрать никак не мог. С режиссёром я обговорил и этот вопрос – я привожу их, устанавливаю и право первой брачной ночи за мной.
Мда-а…
Побегать и понервничать пришлось порядочно. То у кого-то ангина, то «контрабас» в рейс отправился, то школьницам учителя и родители запрещают с нами якшаться, то пьяный электрик с хитрой рожей деньги за установку прожекторов вытягивает из меня, то…
Эх, думаю, надо немного развеяться.
– Тут, совсем рядом, какие-то озёра есть, – говорю аккордеонисту. – Заряжай «ИЖ» своего знакомого и рванём на Алаколь.
И поехали!
Я сел в люльку, аккордеонист за руль, а его двоюродный пятнадцатилетний братишка за ним.