Любимец женщин

Итак, она насчитывает восемнадцать лет, она хорошая игрунья с частыми поздравлениями, одетая в теннисное белое красивое платье в длину меньше колен, и на поле - ее врагиня, то ли шведская, то ли норвежская, то ли еще чья-то патриотка. Прежде чем сражаться, они бросают мячи, чтобы подогреть каждая себя, и Эсмеральда, когда сгибает свое тело, чтобы брать мяч на земле, слышит сзади смех и шутки. Там на границах теннисного поля очень много людей из этого шикарного отеля Ривьеры приходят смотреть сражение, а один очень умный судья сидит на очень высоком кресле. Тогда Эсмеральда стучит мячи своей большой ложкой, и на каждый удар, когда она прыгает в воздух или сгибают свое тело, люди смеются и даже хлопают ладонями, чтобы показать свое удовольствие. Тогда она спрашивает у себя, почему все эти люди видят ее такой интересной, и в ее ум входит идея безумия. Тогда она трогает свое тело рукой, и это совсем не безумие: когда ее платье поднимается, у нее голая задница! Как происходит такое, что в этот день она забывает влезть в трусы, - она никогда не может объяснить. Конечно, это очень тяжелый удар в ее уме. Она хочет продолжать сражаться, будучи гордой и очень волевой, скрывая свое достоинство ненужной в игре рукой, но люди сильно и все время смеются, даже ее врагиня, и тогда она бежит прятаться в отель, с большим стыдом и глазами, полными плача, и никогда еще раз не ставит ногу на теннисное поле.

ЙОКО (5)

Вот несчастный рассказ Эсмеральды, когда она лежит в длину в хижине. Она молчит с рукой на глазах, и Фредерик, очень задумчивый и понимающий ее печаль, идет мелкими шагами по звучному полу, с руками, связанными на спине, и наконец говорит:

- Ну-ну-ну! Почему вы так мучаете себя этим моментом в памяти? Вы раздуваете муху в слона. Однажды вы показываете всем людям вашу задницу, и что из того? Вы рассеянная, и что из того?

Тогда, еще плача, Эсмеральда делает носом выдох насмешки и говорит:

- Вот так рассеянность! Забыть надеть трусы!

И она не может сдержать себя от громкого смеха вместе с Фредериком, и я, Йоко, тоже ржу, укрывая рот. После они очень долго молчаливые, и Фредерик качается в своем кресле, и очень жарко. Наконец она сушит глаза, и выпрямляется сидя, и скромно говорит:

- Благодарю вас, Фредерик. Я чувствую, что это хорошее облегчение - сделать вам мое признание и слушать ваш ответ.

Тот вечер, что я говорю, и в дни после они спокойные вместе и добрые приятели. Она бреет бороду Фредерика американским ножом, хорошо потертым о камень, и он более молодого и более красивого вида. Он насчитывает тридцать два года. Когда солнце спускается и они выходят наружу, она иногда оставляет его свободным от браслетов рук и ног, чтобы плавать в океане, и бросать воду в воздух, и смеяться. Она следит за ним с пляжа с автоматом, но он не пытается нападать на нее или бежать куда смотрят глаза, и, когда она говорит ему возвращаться и повернуться, чтобы стать связанным, он поднимает плечи и без гнева делает как она просит. Она связывает его и когда хочет идти в джунгли, чтобы убить грызуна или брать плоды. Она втыкает в песок два толстых заточенных полена, чтобы прицепить его браслеты и держать его лежачим, но она ставит и палки, чтобы сделать ему стену от солнца из материи парашютов.

К несчастью, я должна убегать в мое укрытие, когда она идет в джунгли, потому что она теперь отважная и умелая с автоматом, и, если увидит меня своими глазами, я умру, и, может быть, даже от единственного патрона. Однажды она убивает дикую свинью, такую толстую, что ее хватает на многие дни еды, и я слышу только один выстрел. Мое мнение - что она хочет оставить Фредерика на пляже привязанным к поленьям, и делать вид, что идет глубоко в джунгли, и быстро вернуться, когда я прихожу его освободить. Я не больше пень, чем эта женщина.

А однажды утром я чувствую сквозь травы дым от ее еды, и это очень хороший запах яиц, жаренных на груди дикой свиньи. После я тщательно смотрю, куда она ходит в джунгли, потому Что я знаю, где все яйца птиц этого острова, и я делаю, где она ходит, ловушки из дыр в земле, из бамбуков, и из веревки, и из деревьев, которые легко гнутся. Чтобы сделать веревку и построить ловушки, нужно много дней. Если у меня есть нож Билла или Дика, нужно, конечно, меньше времени, но тогда, может быть, я разрушаю мою клятву не убивать, я прыгаю француженке на спину и режу ее горло. Я говорю это, конечно, в шутку, хотя я не особенно шутливая. Правда в том, что я не хочу убивать или быть убитой от нее. Я хочу словить ее пленницей, чтобы забрать у нее ружье и мужчину.

Так я вижу, как рождаются и умирают дни, и каждый из них наполнен работами, чтобы обмануть одиночество, и моментами, когда я смотрю, как живут французы. Но каждый день еще и делает все ближе сезон дождей, и меня сильно пугает моя должность остаться жить под жалким укрытием из листьев, и что мне не хватает еды, и что после Эсмеральда находит меня дохлой в грязи и поеденной зверями.