Любимец зрителей

— Я мало о тебе забочусь, — очень нежно прошептал я, — у меня столько хлопот.

— Ты скоро уедешь? — спросила сестра.

— Да нет. С чего ты решила?

— Ой, смотри!

Она показала на след щуки, преследовавшей плотву, и приподнялась, чтобы лучше разглядеть.

— Готово, — воскликнула она, — щука догнала… А ты, ну-ка, поймай меня!

Клер живо забралась в свою байдарку, более юркая, чем выдра.

— Эй! — закричал я. — Погоди! Погоди!

Несколько взмахов весла, и сестра исчезла, унеслась в водовороте образов, увлекавших ее разум в неведомые дали. Если бы мне пришлось уехать, я не смог бы оставить Клер в Керрареке. В конце концов она сошла бы с ума. Увы, я был всего лишь врачом неотложной помощи. Ей же требовалась помощь специалиста, невзирая на сопротивление матери.

Я медленно поехал назад, скорее с болью в душе, чем в теле. Байдарка валялась на песчаной отмели. Я огляделся по сторонам, но Клер нигде не было. Скорее всего она уже поджидала меня дома, радуясь тому, как здорово меня разыграла.

Сделав крюк, я наведался к засохшему дереву, но в дупле не было весточки. Я написал на обратной стороне старого рецепта (в моем бумажнике всегда хранилось множество ненужных бумажек): «Мать не нашла записки. Значит…» Ингрид все поймет, и, возможно, ее осенит какая-нибудь догадка, связанная со смертью отца. Я же решил выйти из игры.

И все же я пока не сдавался. Растянувшись на кровати (у нас ужинали в восемь), я мог спокойно подумать. Не в моих ли интересах, спрашивал я себя, втайне ото всех оповестить о случившемся полицию Эрбиньяка. Доктор Неделек, скорее всего, не откажется проводить меня и подтвердить мои слова.

Я протянул руку, чтобы достать из ящика тумбочки волшебный кубик. Мне нравилось машинально вертеть его в руках, когда я пытался сосредоточиться, подобно тому, как верующие перебирают четки. Однако я шарил напрасно и, рассердившись, стал искать по всей комнате. Кубика нигде не было.

Клер! Черт возьми, конечно, это она украла мой подарок! Красивый разноцветный предмет заворожил ее с первого взгляда, и она сцапала его украдкой. Но на сей раз я не собирался оставаться в дураках. Внезапно я вспомнил об обрывках паутины в волосах сестры. Возможно, я не очень умен, но не лишен интуиции. Тайник наверняка был где-то на чердаке. Я поднялся туда, ступая на цыпочках.

Наш чердак обширен, глубок и мрачен, как трюм древнего корабля. Раздвоенные вверху стояки подпирали крышу. Все сделано из дуба и прочно. Бури оторвали в некоторых местах черепицу, и в зияющие дыры в это время года проникали ласточки. В глубине чердака обосновался целый птичий базар. Я осторожно продвигался вперед.

На разветвлении самого дальнего стояка лежал чемодан. Подражая пернатым, Клер устроила там свое гнездышко. Она забралась так высоко, подставив табуретку.

Это был небольшой чемоданчик с кожаными застежками, из тех, что носили когда-то сельские врачи. Откинув крышку, я обнаружил клад. Чего только не было внутри, помимо волшебного кубика: серебряная игральная кость, «бобы» из королевских пирогов, игрушечные зайцы и пупсики в пеленках, Мальтийский крест, два десятка мелких фарфоровых осколков, пуговицы, коробочка почерневших леденцов, красная блесна для ловли окуней, а также фотографии, вырезанные из журналов, множество снимков с изображением животных. Там хранилась даже разорванная открытка, бережно склеенная липкой лентой, на которой красовались три дельфина, прыгавшие в один ряд через обручи.

Я посмотрел на оборот открытки, и мой взгляд тотчас же наткнулся на подпись: «Ингрид».

«Дорогой Рауль!

Мы приехали в Антиб только вчера, а я уже изнемогаю. Подруги смеются надо мной. Они намерены добраться до Флоренции. Я же возвращаюсь завтра в Париж. Буду по-прежнему вдали от тебя, но Париж в августе благотворно действует на одинокие души. Я не смею надеяться, что ты вскоре приедешь ко мне в Париж, как обещал. Помни! До тебя у меня никого не было. Я люблю тебя. Ингрид».

Ни числа, ни адреса. Отец порвал конверт с открыткой и бросил обрывки в корзину для бумаг. Бедная дурочка! И другие ей под стать, все эти простушки, верившие, что… Браво, папочка! Именно так с ними надо обращаться. Ингрид ничем не лучше прочих. Переспать и смыться. Как бы не так! Несмотря ни на что, я жестоко страдал. Помнится, я кричал, сидя на табуретке со сжатыми кулаками: «Мне плевать! Плевать!», а встревоженные птицы порхали вокруг. Я чуть было не схватил чемодан, чтобы выбросить все в одну из форточек: и злополучный кубик, и кучу прочих мерзостей. Но открытку я положил в бумажник. Смешно, не правда ли?