— Сара, нужно быть осторожнее.
— Ты уже много лет проповедуешь осторожность.
— Дорогая, если б ты прислушивалась к моим проповедям, этого бы не случилось.
— Я не вытерпела и выказала свои истинные чувства к этой особе.
— Не стоило забывать, что она королева.
— Королева! Толстая дура! Нет, Джон, если ты стерпишь эти оскорбления, не стерплю я.
— Сара, что ты задумала?
— Я задумала предпринять кое-что, Джон Черчилл. Показать нашим врагам — будь они королевами по крови или продажными писаками, — что опасно вступать в поединок с Сарой Черчилл и пытаться очернить победителя при Бленхейме.
— Сара… Сара… прошу тебя.
Герцогиня вышла. Она не желала слушать никого — даже Джона.
Открыв ящик стола, Сара достала письма. Их накопилась толстая пачка. Герцогиня взяла одно наугад и прочла.
О, изобличающие письма! Выдающие глубокую, странную привязанность — неосторожные, похожие на послания любовника. Их писала королева Саре Черчилл в дни нелепой привязанности миссис Морли и миссис Фримен.
Сара взяла другое. Написанное в те дни, когда принцесса предала отца, когда она плела против него заговор вместе с сестрой Марией и ее мужем Вильгельмом. Королеве не захочется, чтобы такое письмо прочли ее подданные. Вот еще одно — красноречиво говорящее о ненависти Анны к сестре, тогда королеве Марии, и ее мужу «Голландскому недоноску».
Глупая Анна, толстая, безмозглая королева, так неразумно оттолкнувшая женщину, способную сделать столько разоблачений.
Советоваться с Джоном Сара не собиралась… милый, но слишком уж осторожный Джон! А она покончила с осторожностью.
«Сколько раз, — обратилась герцогиня к себе с вопросом, — я унижалась… дожидалась в одной из приемных, будто шотландец, приехавший с петицией? Сколько раз слышала, что ее величество не может меня принять… а они сидели с этой бледнолицей Мэшем, хихикали, радуясь тому, что оскорбляют герцогиню Мальборо?»
Сара знала, как поступить, и ничьего совета ей не требовалось.
Она пригласила к себе сэра Дэвида Гамильтона, одного из врачей королевы. Когда он приехал, она любезно встретила его и попросила присесть для разговора.
Сэр Дэвид, удивленный ее вызовом, удивился еще больше, начав понимать его причину.
— Терпение мое истощилось, — властно сказала Сара. — Я просила у королевы аудиенции и постоянно встречала отказ. Враги сумели восстановить ее против меня. Вы часто с ней видитесь?
— Да. Ее величество нуждается в постоянном внимании.
— Поэтому вам будет нетрудно передать ей то, что я попрошу.
— Сомневаюсь, что ее величество пожелает…
— Она определенно не захочет выслушать это послание. Но тем не менее наверняка захочет узнать, что я намерена сделать… однако пока воздерживаюсь.
— Не понимаю, о чем ваша светлость ведет речь.
— Все очень просто. Ее величество изволили повернуться ко мне спиной. Если она будет оставаться на таких позициях, я опубликую все письма, которые она писала мне с самого начала нашей дружбы. Передайте это ей. Думаю, она всеми силами постарается не допустить публикации.
— Ваша светлость, неужели вы это всерьез?
— Конечно.
— Вы угрожаете королеве.
— Я только угрожаю опубликовать ее письма.
Сэр Дэвид простился с герцогиней и немедленно отправился к Анне.
Анна встревожилась. Ей вспомнились годы неразумной привязанности, полнейшего доверия. Как она могла быть такой откровенной? Тайные подробности ее жизни станут достоянием подданных. Они прочтут о ее предательском отношении к членам своей семьи. Хоть она и осудила свое предательство, поняла, что причиной его были главным образом наущения Сары, оправданием это служить не могло.
Как она могла обмануться в этой женщине? И что теперь делать?
Королева призвала к себе сэра Дэвида Гамильтона и графа Шрусбери.
— Любой ценой, — сказала она, — не допустите публикации этих писем. Найдите способ остановить герцогиню Мальборо.
Поскольку статью Свифта обсуждали при дворе, в каждой таверне, в каждой кофейне, Сара тревожилась за себя. Ее вполне могли обвинить во взяточничестве и казнокрадстве. Как защищаться от этих обвинений, она не представляла. Ей помнилось, что при Вильгельме Джон был заключен в Тауэр и едва не лишился жизни.
Когда Шрусбери и Гамильтон приехали для разговора о письмах королевы, в душе Сары преобладал страх. По своей прямоте она тут же выдала его, и визитеры увидели в этом средство достижения желаемого.
— Против вашей светлости выдвинуты серьезные обвинения, — сказал Шрусбери.
— Вы приехали сообщить мне об этом? — с испугом спросила Сара.
— Нет нужды, ваша светлость, сообщать вам то, о чем вы уже знаете, — сказал Гамильтон.
И выдвинула условие: не будет обвинений — не будет публикации.
Поскольку предъявлять обвинения пока никто не собирался, визитеры сочли свое поручение исполненным. Они могли сказать королеве, что Сара не станет публиковать письма, если ее не привлекут к суду за хищение из общественных фондов.