Любимое блюдо

Когда ты отдаешь кому-то свое тело в обмен на какие-то смешные вещи, вроде материальных благ, то становишься шлюхой, и пути назад уже нет. Прошлой ночью, наблюдая за ней по монитору, я видел, как в ее голове крутились колесики, пока она планировала напасть на меня, и изучала все предметы в комнате, на которые до этого не обращала внимания.

Попытка была провальной. И дело не в том, что она плохо старалась, у нее просто не было шансов, так как еще до того, как я вошел в комнату, я уже знал, что девушка поджидала меня у двери со своим оружием. В тот момент, когда все обернулось против нее, она снова стала испуганным маленьким кроликом, которого я похитил в тот первый день, и который пытался от меня спрятаться.

Я не уверен, что на моем лице удержалась привычная маска, поскольку это так сильно меня тронуло. Мне понравилась ее покорность, но в то же время, мне бы хотелось увидеть ее страхи. Я протянул ей руку и удивился, как быстро она за нее ухватилась. В ее взгляде сквозили смирение и покорность. Но я уже знал, что мне придется снова посадить девушку в камеру, и лишь после этого она станет моей навсегда.

Я вывел жертву на улицу и показал ей окрестности, а затем решил, что позволю ей попытаться сбежать. Я знал, что если бы был обычным, слегка обиженным мужчиной, то к этому моменту ее слезы повлияли бы на меня так, что я бы сдался. Ее беспрекословное послушание скрутило бы мои кишки или заставило бы меня ощутить чувство вины, но ничего подобного не было. У меня был лишь отголосок тех чувств и то лишь потому, что еще с детства мне пытались внушить, что такое хорошо, а что такое плохо.

Я уверен, что даже если бы у меня был голос, я все равно бы это сделал. Я не понимал этого, пока не увидел, как она уходит от меня, осознавая, что не сможет далеко уйти. Она была моей добычей, и это пробудило во мне инстинкт хищника, который я слишком долго в себе подавлял.

Когда она отошла достаточно далеко, я поднялся на ноги и начал ее преследовать. Мы будто были связаны какой-то невидимой нитью, потому что я заметил, что она почувствовала меня у себя за спиной задолго до того, как услышала мои шаги. Она перешла на бег, и это напомнило мне игру в догонялки. Для нее это был шанс на побег и выживание, но для меня это было просто развлечение.

После того, как я удостоверился, что она меня услышала, девушка напряглась и, за несколько мгновений до того, как я смог дотянуться до нее и повалить на землю, остановилась и повернулась ко мне, подняв руки в жесте капитуляции. Если во мне была эта темная потребность получить над ней абсолютную власть, то у нее была почти такая же патологическая потребность мне это дать.

Я никогда не предполагал, что она будет такой внушаемой. Ужас перед возможностью испытать боль, довел ее до такой крайности, что она перестала бороться. В каком-то смысле, ее страх перед неизбежной болью, пересилил ужас перед смертью. Потому что еще ни разу не навредив ей, я заставил девушку поверить, что если она будет мне повиноваться, то я не стану этого делать. И я не собирался разубеждать ее в этом.

Я работал над тем, чтобы девушка поняла это с самого начала. Что она в безопасности, если будет покорной. Я просто не ожидал такого фанатичного подчинения в тот момент, когда свобода оказалась настолько реальной и доступной, лишь потому, что она очутилась за стенами дома на свежем воздухе.

Мне захотелось повалить ее на траву и тут же трахнуть, но я учил ее воспринимать секс в качестве награды, и поэтому понимал, что подобное действие испортит все, чего я успел достигнуть до этого момента. Стиснув зубы, я повернулся, чтобы отвести ее обратно в дом. Я уже решил, что на этот раз это будут две недели, и я не был уверен, как мне удастся сдерживать себя, чтобы не прикоснуться к ней.

Июнь 30-ое:

Я подумал заставить ее дождаться 4-го июля, прежде чем вернуть в хорошую комнату. Такое искушение. Вероятно, все дело в иронии ситуации. Вернуть ее туда в День Независимости. Я уверен, что после этого она приравняет эту спальню к свободе.

В прошлый раз, когда я запер ее в камере, я понял, что хочу причинить ей боль. Но я не хочу делать это в гневе. Мне нужно, чтобы она сама нуждалась в том, чтобы ей причинили боль. У меня было много времени все это обдумать, пока я выжидал время. Все закончилось тем, что я оборудовал еще одну комнату под игровую.

Я не думал, что все выйдет именно так, но чем больше я мечтал о ней, тем глубже погружался в фантазии, где смогу ее выпороть. И на самом деле, чем еще я должен был заниматься в мучительные недели ожидания? Задумка с темницей казалась именно тем, что нужно.

Думаю, все заключалось в желании проучить ее. Я не принес ей тампонов или прокладок, так что в итоге, ей пришлось ходить голой, и кто бы мог винить ее в этом? Полагаю, истекать кровью голой было лучше, учитывая, что я не собирался давать ей ничего, чтобы устранить этот беспорядок. Но я продолжал наблюдать за ней через монитор, желая наказать за то, что мне приходится ждать. Я не мог взять ее, не испортив весь свой прогресс.