Любимцы Богини

Чтобы не опоздать на автобус ему пришлось пожертвовать ужином в столовой на плавказарме. Купив в универмаге буханку пшеничного хлеба, две банки рыбных консервов (мясных там никогда не было) и два килограмма картошки, Бобылев поднялся по обочине дороги вверх по склону сопки, на которой террасами располагался поселок. Перейдя проходящую через поселок трассу «Владивосток-Находка», он оказался на тротуаре дороги идущей мимо кинотеатра. Дом, в котором находилась квартира Иванченко, располагался ниже и Бобылеву, чтобы попасть в нее, не было никакой надобности забираться вверх. Так оно и было. Василий просто хотел посмотреть, какие фильмы будут идти в кинотеатре. Можно сходить на что-нибудь интересное. Впереди него, за исключением медленно идущей и толкающей перед собой никелированную инвалидную коляску пожилой женщины в коричневом кожаном плаще, никого не было. В лучах заходящего солнца, коляска бросала по сторонам яркие блики и привлекала внимание.

«Made in» не наше!» – подумал он. Кто-то ему рассказывал, что такие коляски выпускают только за рубежом. Проходя мимо кинотеатра, женщина повернула голову в сторону афиш. Засмотревшись на них, она не заметила, как коляска свернула с тротуара в сторону обочины. Колесо коляски съехало с высокого бордюра тротуара на влажную землю и, продавив ее, застряло в черной жиже. Женщина пыталась вытащить накренившуюся коляску на тротуар, но у нее ничего не получалось. Очевидно, сидевший в коляске инвалид имел изрядный вес.

– Давайте я Вам помогу! – предложил Василий.

– Если не трудно, – охотно согласилась женщина.

Задача оказалась не такой простой, как показалось вначале. Пришлось пожертвовать чистотой обуви и спуститься в грязь, чтобы поднять колесо коляски для заезда на тротуар.

– Вот и все! – отрапортовал Василий, поставив коляску на тротуар.

– Спасибо! – поблагодарила женщина.

– Зачтется! – пообещал сиплым голосом, молчавший до этого инвалид.

– Что? – какие-то знакомые нотки послышались Бобылеву в голосе сидящего в коляске. Этот голос, он никогда бы не спутал ни с каким другим. Василий впился глазами в лицо инвалида.

«Не может быть! Это же «Сутулый», – отдалось в голове, – он жив!». Василий не отрывал взгляд от его лица. Оно немного оплыло, но это был он, «Сутулый»!

Бобылев нагнулся. Почти вплотную приблизился к его лицу, до конца не веря своим глазам.

– Товарищ лейтенант! Вы, что? Отойдите от коляски! – заволновалась женщина.

– Ты что, убогий? – напуганный таким поведением отпрянул от него инвалид. – Не знаешь кто я? Позову ребят, на всю жизнь запомнишь!

Он не узнал его!

– Ухожу, ухожу! – заулыбался Василий. Волна радости, которую он не испытывал с той злополучной драки в кафе, прокатилась по всему телу. Если бы ему разрешили, он сам повез эту коляску хоть на край света!

– Тебя нельзя волноваться, Анатолий. Сейчас он уйдет, – утешила инвалида женщина, растерянно глядя на странного офицера.

Василий отошел в сторону. От радости Бобылеву хотелось пуститься в пляс и петь. Но он сдержал себя. И еще долго стоял на одном месте, упершись взглядом в удаляющуюся от него коляску с Толиком, пока она не исчезла из его поля зрения.

С этого момента он ощущал себя уже другим человеком. Словно заново родился. Наверное, так чувствовали себя рабы, получившие свободу. Теперь он может все. Василий вспомнил Лену. Еще ничего не потеряно. Только дождаться отпуска. Он приедет к ней и объяснит все. Она поймет его!

Изменения, происшедшие с Бобылевым удивили его сослуживцев. Из угрюмого, замкнутого человека, он превратился в веселого, разговорчивого собеседника.

– Я думал ты всегда таким брюзгой был, – как-то разоткровенничался Паршин. А Лавров даже пошутил:

– Василий Васильевич! Позвольте поинтересоваться! Может Вы, какое зелье от хандры и усталости изобрели?

Лаврову чудодейственное лекарство, нужно было как никому из экипажа. Его ждали на Западе жена и трехмесячный сын, которого он видел только на фотографии. В графике отпусков Лавров был в первой очереди. Он уже держал в руках билет на самолет до Москвы, но поступило приказание его сдать. Пришла телеграмма, что у Сысуева тяжело заболел отец. Хорольский, не спрашивая Лаврова, принял решение отпустить Сысуева в отпуск. А чего спрашивать? Командир третьего дивизиона – первый заместитель командира БЧ-5. Конечно, ему было обидно. Недоволен он был еще тем, как обошлись с экипажем после автономки. Автономное плавание забыли. Кого и как наградили стыдливо замолчали. Но, по слухам не обошли штаб соединения и часть командования корабля. Среди тех, на кого направили наградные листы, не было управленцев, которые своим профессионализмом, хладнокровием и выдержкой спасли корабль во время пожара. Но о пожаре штаб соединения решил не вспоминать. Как будто его и не было. Это Лаврова больше всего раздражало. Но ничего не поделаешь, такова военная служба. Награды получают там, где их дают!