Любимцы Богини

Каждый приезд в родные места переживался Василием заново. В не чуждой сантиментам душе лейтенанта, этим событиям отводилось особое место. Несмотря на то, что поезд приходил почти в семь часов утра, он вставал очень рано, часа в четыре, и все это время неотрывно стоял у окна в пустом коридоре вагона, стараясь не пропустить ни одной приметы приближающейся желанной встречи. Наконец, внизу медленно проплывает с застывшими над водной гладью фигурками рыбаков стальная в лучах утренней зари, лента реки. Домов почти не видно. Они скрыты зеленью деревьев, среди которых там и здесь розовеют кирпичом полуразрушенные стены многочисленных церквей, над которыми возвышается белокаменной статью единственный действующий в городе Вознесенский собор. Из-за ограды храма виднеется маковка древней часовни, построенной на месте захоронения воинов, защищавших город от орд Тамерлана.

«Вон там, за поворотом, дорога к моему дому, от берега всего минут десять», – и в голове мысленно оживает все то, что стало ему близким за годы детства. Родной город всегда встречал тишиной, непривычной для жителей больших городов. Вот он, жадно вдыхая, как казалось ему, особенный, только здесь бывающий воздух, неторопливо идет по улице, знакомой от самого большого дома до самого мелкого камушка. В рабочий день улица пустынна, и постороннему может показаться, что никому до него нет дела. Но Василий знает, там, в глубине этих деревянных и кирпичных домиков, в полумраке комнат с низкими потолками, через окна, с покосившимися и почерневшими от времени резными наличниками, следят за ним слезящиеся глаза доживающих свой век стариков и старух. Не перечислить всего того, что они видели за свою долгую жизнь. Может быть, это новоселья в только что срубленных домах новой улицы, пьяные куражи мастеровых с «чугунки» по выходным, кумачовый разгул обеих революций. А может, это хмельные и нагловатые физиономии казаков Мамонтова, поящих своих коней возле колодца, которого давно уже нет, жуткая казнь красного комиссара, привязанного ими к пущенным вскачь лошадям, суровые будни первых пятилеток. Их память сохранила черный раструб репродуктора, вещающего голосом Молотова о вероломном нападении фашистской Германии, немецкого солдата, прикрывающегося ребенком от штыка нашего пехотинца, дикие, непрекращающиеся бомбежки, безумную радость победы. Все было: и послевоенный голод, и триумф полета Гагарина. А сейчас видят его: «К Нинке Бобылевой старший сын приехал!».

Вот и родной дом! Калитка ворот закрыта на засов. Стучит в окно. Неужели никого нет? Дергается занавеска. От сердца отлегает. Через секунду в окне мелькает растерянно-радостное лицо матери:

– Сейчас, сейчас открою!

Скрипит дверь калитки, и мать обнимает его.

– С приездом! – говорит она и, вытирая выступившие скупые слезинки, ведет его в дом.

«Как сильно она постарела! Или он раньше этого не замечал? Ничего в доме не изменилось. Только вот новые дорожки на полу».

– Это на 8 марта, на премию, – заметив его взгляд, говорит она и сразу добавляет, – как Витя, ты видел его?

«Боже! Как она его любит, если даже забыла сказать где отец!» – немного с обидой думает Василий. Если ему, старшему, в детстве только изредка доставались материнские ласки, то младшенький Витя был ее любимцем.

– Да, я был у него. Он поступил, сейчас достану письмо, – Василий наклоняется над чемоданом. Но мать останавливает:

– Потом, иди, умойся, переоденься, а я на стол накрою.

Не успевает Василий заправить лезвие в бритвенный станок, как слышит:

– Садись, пока борщ не остыл.

На столе уже дымится малиново-багровая с белым сметанным пятном тарелка борща, желтеет, накрытая котлетой, величиной с кулак, вареная картошка, горкой краснеют соленые помидоры, а из хрустального запотевшего графина просится в стакан рубиновый вишневый компот. Василий так явственно представил себе эту картину, что обманутый им пустой желудок гневно заурчал в ответ, а рот, предвкушая несуществующие яства, наполнился слюной.

– Ну, ты, наверное, уже взрослый, тебе можно, – говорит мать и достает из холодильника запотевшую поллитровку. Василий знает, как отрицательно она относится к крепким напиткам. Все это только ради него. О том, что Виктор поступил, родители уже знают, мама показывает ему телеграмму.

– Ну, расскажи еще, как он там? – просит она. И только выведав все, что он знает о младшеньком, спрашивает:

– Жениться-то еще не решил? А то может, окрутила какая питерская?

– Да нет мам, рано мне еще …, – смущаясь, успокаивает ее Василий. Мать рассказывает, почему не приехали на выпуск. Собрались вместо деревянной веранды кирпичную пристройку делать, а на кирпичи нужны большие деньги. Василий узнает о друзьях-одноклассниках:

– Остался ты один-одинешенек, переженились все.