В этот миг ей было плевать и на драгоценности Минни, и на Хэнкок-Парк в целом.
Хантер и Сиена условились встретиться возле стадиона в шесть вечера, чтобы не торопясь занять свои места в VIP-ложе и поболтать до начала игры.
В шесть пятнадцать Хантер все еще топтался у главного входа, натянув на глаза кепку с эмблемой «Доджерс», чтобы не попасться на глаза юным девицам, снующим вокруг в поисках автографов.
Его все-таки узнали, и Хантеру пришлось подписывать футболки, программки и открытки, попутно оглядывая площадь в поисках Сиены. Заметив команду с девятого новостного канала, Хантер почувствовал, как настроение стремительно падает. Бежать было поздно, поэтому он натянул на лицо фальшивую улыбку и помахал журналистам рукой. Эмма Дюваль, новое лицо семичасовых новостей, протянула к нему микрофон.
— Привет, Хантер, — сказала она таким тоном, словно они были знакомы сто лет. Как-то раз она уже брала у него интервью длиной секунд в тридцать и не преминула сказать, что в восторге от его таланта и внешности. — Есть время для пары моих вопросов?
— Только быстро, — ответил Хантер, глянув на часы. — Я кое-кого жду.
Это была классическая ошибка любой знаменитости, угодившей в цепкие объятия папарацци. Хантер был готов надавать себе оплеух.
— Правда? И кого же? — не замедлила выпалить Эмма. Она искусственно улыбалась, на лице при этом не возникало ни единой морщинки.
Ботокс, разумеется.
— Кое-кого. Вы не знаете этого человека, — попытался выкрутиться Хантер. — Я жду друга.
— Хм, — многозначительно произнесла журналистка, всем видом давая понять, что прекрасно знает, о ком речь. — Что же, может, дашь тогда комментарий насчет смерти своей мачехи?
— Минни не была моей мачехой, — попытался объяснить Хантер, но Эмма уже дала знак операторам и звукорежиссерам включать запись.
— Я нахожусь возле стадиона, куда стекаются болельщики команды «Доджерс», и здесь со мной Хантер Макмаон. — Тон Эммы стал очень серьезным. — Хантер, должно быть, ты тяжело воспринял новость о смерти Минни Макмаон? Что ты чувствуешь?
— Э-э-э… я… в порядке, — запинаясь, произнес Хантер, часто моргая от яркого света прожектора, нацеленного ему в лицо. — Конечно, я сочувствую родственникам Минни, особенно Лори, своей сводной сестре. Также… выражаю соболезнования своему сводному брату… Питеру. Думаю, сейчас им нелегко.
— Конечно, — закивала Эмма с фальшивым сочувствием. Она пыталась сделать брови домиком, но ботокс не позволил ей шевельнуть ни единым мускулом. — А ты уже разговаривал со своим братом? — Она повернулась на камеру, поясняя: — Речь об известном продюсере, Питере Макмаоне.
Хантер затравленно огляделся. Как его угораздило попасть в такой переплет? И где черти носят Сиену?
— Нет. Я и мой брат… к сожалению, — выдавил он, — не общаемся.
— Да, Пит Макмаон публично высказывался о твоей карьере не в самом лестном ключе. Должно быть, ты очень переживал его неодобрение? — спросила Эмма, не отличавшаяся ни малейшей тактичностью. — Скажи, Хантер, ты намерен присутствовать на похоронах своей мачехи? — надсаживалась она.
— Минни мне не мачеха. Она была женой моего отца, но… — Хантер снова огляделся, надеясь, что появится Сиена с билетом, и можно будет улизнуть в свою ложу. — Честно говоря, мне не хотелось бы обсуждать эту тему. Еще раз выражаю сочувствие семье Минни, но меня их трагедия не слишком коснулась.
Как раз в этот момент, словно по волшебству, камеры отвернулись от него, и целая толпа журналистов хлынула навстречу подъезжавшему черному лимузину.
Приехали Рэндалл и Сиена.
— Сиена! Сиена! Расскажите о ваших чувствах! — завопили голоса, стоило машине остановиться. — Вы говорили с отцом? Считаете ли вы, что после смерти Минни Пит Макмаон готов на сближение с «блудной дочерью»?
Хантер беспомощно смотрел, как Сиена выбралась из машины, рука об руку с Рэндаллом, и начала двигаться сквозь толпу, попутно отвечая на вопросы, но ни на секунду не останавливаясь. Он не знал, что именно так ей велел себя вести Стайн.
Если бы журналисты на все лады не выкрикивали имя Сиены, Хантер едва ли бы узнал племянницу и подругу детства. Во-первых, она была с головы до пят одета в черное. На ней были узкая кофточка с закрытым воротом, пиджак, юбка-карандаш и высоченные туфли на шпильке. Наряд дополняло манто из черной стриженой норки. Сиена была похожа на юную Элизабет Тейлор в трауре.
В трауре?
Хантер изумленно таращился на подругу. Она действительно была в трауре.
И по кому? По Минни?
Все это было как-то чересчур, слишком напоказ, через край. Хантер терялся в догадках, одновременно чувствуя себя глупо в голубых джинсах и футболке «Доджерс».
— Хантер, Хантер, дорогой! — воскликнула Сиена, двигаясь сквозь толпу к нему. Даже ее голос звучал иначе, словно был каким-то искусственным. Рэндалл следовал за девушкой. В своем черном костюме он казался еще более толстым, лысым и старым. — Как ты, дорогой? — Сиена простерла к дяде руки.