Любимые

В детстве отец лишь в общих чертах рассказал ему об истории Греции. Никос знал о падении Константинополя в 1453 году и о Греческой революции в 1821-м, но не смог бы назвать ни одного премьер-министра (хотя по памяти перечислил бы имена всех американских президентов по порядку их правления, фокус для вечеринок еще с самых ранних лет). В подростковом возрасте интерес юноши усилился, и он даже пошел на курсы греческого языка, чтобы приобщиться к своим истокам.

– Да, Никос, ужас, настоящий ужас. Она была так молода…

Темис на мгновение замолчала, словно собираясь с духом.

– В те дни мы почти все время голодали. Когда еды вдоволь, как сейчас, я стараюсь наготовить побольше – просто потому, что могу. Наверное, это выглядит чудачеством.

– Мне так и показалось, йайа. – Попи пожала бабушкину руку и улыбнулась. – Можно я возьму кое-что домой?

– Хоть все забирай, – решительно отозвалась Темис.

В последнее время Попи часто уходила от бабушки и дедушки с контейнерами, полными оставшейся еды. Ей хватало до конца недели, да еще перепадало соседкам по квартире.

В гостиной тихонько похрапывал дед, время от времени что-то бормоча себе под нос.

– Как думаешь, йайа, что ему снится? – спросил Никос.

– Вряд ли сейчас у него много мыслей или воспоминаний. Даже не могу себе представить.

– Наверное, все это хранится в подсознании, – задумчиво сказал внук.

– Иногда я завидую простору его мыслей, – отозвалась Темис. – Должно быть, там царит покой.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Попи.

– Я помню слишком многое, и от этого порой голова раскалывается. Столь яркими бывают воспоминания.

Через несколько минут солнце село за горизонт, зажглись уличные фонари. Темис подалась вперед и коснулась ладони Попи.

– Почему бы нам не выпить кофе на улице? – прошептала она. – Потом сходим в церквушку. Я всегда делаю одну вещь на свой день рождения.

– Молишься? – удивилась Попи, зная, что бабушка никогда не отличалась набожностью.

– Нет, агапе му. Я зажигаю свечи.

– Разве тебе не хватило свечей на торте? – подшутила Попи.

Темис улыбнулась.

– Для кого? – с любопытством спросил Никос.

– Идемте со мной, и я вам все расскажу, – сказала она, глядя на Никоса.

Ее поражало, как сильно он напоминал мужчину, имя которого носил.

Проведя день в тесной квартире среди всего своего семейства, Темис с сожалением размышляла о том, что ей нечего передать потомкам. Никаких ценностей, кроме потертого стола, за которым обедали уже несколько поколений семьи.

Но что, если существовало другое наследие? Темис вдруг поняла, что теперь, когда Йоргос мыслями где-то далеко, она хочет поделиться пережитым с внуками. Историю своей жизни не назвать наследством, но ничего другого не осталось, и Темис решила подарить ее этим двум молодым людям. Она в равной степени любила всех восьмерых внуков, но к Попи испытывала особую привязанность – наверное, потому, что видела ее практически каждый день с самого рождения малышки. Для Никоса она тоже сохранила в сердце немало нежности, пусть он и навещал ее раз в год.

Все трое быстро собрались на выход, Никос помог бабушке надеть кардиган, а Попи накинула на нее выцветшее красное пальто из комиссионки. Утром Никосу предстояло сесть на самолет в Штаты, и Темис настояла на том, чтобы он перед отъездом купил свежей пахлавы и нормального греческого кофе. Хотя они все плотно пообедали, Никос не смог отказаться, и вскоре они зашли в захаропластейон[6] неподалеку от дома.

Как только они устроились, Темис начала свою историю.

Глава 1

1930

Ее щеки касается подол материнской юбки, дрожат доски пола, потому что кругом носятся братья и сестра, в отдалении позвякивает фарфор, перед глазами ноги матери в коричневых туфлях с пряжками, – это самые ранние воспоминания Темис.

Муж Элефтерии Коралис месяцами пропадал в море, а она оставалась в небольшом особняке с четырьмя детьми и почти все время отдавала хлопотам по хозяйству. Отдыхать было некогда. Малышка Темис провела ранние годы в состоянии счастливой заброшенности и выросла с мыслью, что она невидимка.

Элефтерия еще до свадьбы с Павлосом владела этим двухэтажным домом в неоклассическом стиле по улице Антигонис. Наследство довольно поздно досталось ей от матери. Фасад в самом деле впечатлял: величественный балкон, вычурные колонны и украшения в стиле барокко по контуру крыши. Тяжелые карнизы обрамляли потолки, в некоторых комнатах лежала плитка, в других – полированный паркет. Пожалуй, во всем блеске своего величия дом предстал в тот день, когда мастера только упаковали свои инструменты, пока еще не высохли гипсовые кариатиды, украшающие верхние окна. С того дня для особняка начался долгий путь постепенного упадка.