Выбравшись из-под стола, где царила темнота, Темис увидела непривычно яркий свет. Обычно ставни создавали в комнате сумрак, но теперь они исчезли. Вместе с окнами и стенами. Свету больше ничто не препятствовало. Девочка подошла к самому краю комнаты и выглянула наружу. Перед ней раскинулась вся улица, тянувшаяся в обе стороны, деревья, трамвай вдалеке, прохожие. Она посмотрела вниз, на пропасть под ногами.
На тротуаре собирались первые зеваки, глядя наверх и указывая на маленькую девочку в бледно-розовом платьице, похожую на фотографию в рамке. Темис радостно помахала им рукой и шагнула к краю пропасти – она пыталась услышать, что ей кричат.
Но вот на улице показалась мама: она шла быстрым шагом с тяжелыми сумками в обеих руках, как вдруг увидела толпу перед своим домом. Затем обратила внимание на странный вид дома – тот распахнулся, как кухонный шкафчик, а с краю сидела ее крохотная дочка, болтая ногами над пропастью.
Казалось, пол ни на чем не держится, а парит в воздухе.
Элефтерия бросила сумки и кинулась вперед. Люди расступались, давая ей дорогу.
– Темис!
Темис не привыкла слышать от матери таких слов.
–
Толпа зевак росла. Люди с удивительной легкостью выкатывались из домов.
Прыжок со второго этажа был бы опасен даже для взрослого человека, а для ребенка падение в кучу искореженного металла, битого камня и неровных кусков лепнины стало бы смертельным.
– Остановись… – нарочито спокойным голосом сказала Элефтерия и вытянула перед собой руку. – Просто не двигайся… и мы спустим тебя вниз.
Она осторожно проделала путь по насыпи из кирпичей, затем повернулась лицом к окружившим ее людям, взглядом моля их о помощи. Из толпы вышел мужчина с одеялом, еще трое других вызвались его держать, чтобы Темис могла спрыгнуть. Пробравшись сквозь обломки фасада, они заняли нужную позицию. Снова затрещало, и боковая стена завалилась внутрь. Завизжав и зажмурившись, как делали братья и сестра, отважно летя по перилам лестницы, Темис прыгнула. Она мягко приземлилась посередине туго растянутого шерстяного одеяла и, не успев понять, что произошло, оказалась завернутой и переданной толпе. Тем временем мужчины бежали прочь от рушащегося особняка.
На безопасном расстоянии от дома Темис быстро выпуталась из одеяла и бросилась к матери. Элефтерия обняла дочь. Среди наступившей тишины дом крошился. Прежде стены поддерживали друг друга, но теперь конструкция дала слабину, и все строение рухнуло – не по частям, а разом, стремительно и даже грациозно. Над зеваками поднялось облако пыли, и те отступили, прикрывая глаза.
Танасис, Панос и Маргарита как раз свернули на улицу Антигонис и удивились столпотворению, но за чужими головами ничего не видели и не понимали, что вызвало такой ажиотаж.
Панос потянул за рукав стоявшего перед ним мужчину, но привлечь внимание оказалось нелегко.
– Эй! – прокричал он среди всеобщего гомона. – Что стряслось?
Мужчина повернулся:
– Дом. Он рухнул. Прямо у нас на глазах. Просто рассыпался.
Бабушка множество раз говорила отцу, что дом «рухнет им на голову». Дети слышали это и все время жили, уклоняясь от дождевых капель, или просыпались, когда с потолка падали куски штукатурки. Их
– Наша мать… – со слезами на глазах проговорила Маргарита. – Где она?
– И малышка, – добавил Панос. Все так называли Темис, хотя ей исполнилось четыре. – I mikri? Малышка?
– Мы их найдем, – будучи старшим братом, твердо сказал Танасис.
Больше ничего любопытного не происходило, и толпа стала расходиться, давая детям возможность взглянуть на последствия. Все трое стояли с вытаращенными глазами и пялились на бесформенную гору сломанной мебели и вещей. На земле оказалось содержимое трех этажей. Из-под обломков торчала всякая всячина: подарки отца – яркие штрихи, видимые даже среди хаоса, любимая кукла Маргариты, рваные книги, упавший на бок кухонный шкаф с вывалившимися оттуда кастрюлями и сковородками.
Соседка заметила детей, прижавшихся друг к дружке, и подошла к ним. Все трое тихо всхлипывали.
– Ваша мать в безопасности, – сказала женщина. – И малышка Темис. Обе целы и невредимы. Смотрите, вон они там.
Чуть дальше по дороге они увидели женскую фигуру и с трудом признали в ней мать. Ее светло-каштановые волосы побелели от пыли. Одежда Элефтерии Коралис покрылась штукатуркой и намокла от начавшегося дождя. Она все еще обнимала Темис, когда подбежали трое других детей, зовя мать.
С кувшином воды к ним подошла соседка, но, похоже, никто не собирался предложить помощь. Сочувствие ограничивалось взволнованными взглядами. Дети стояли в обнимку, оглядываясь на развалины, а расстроенная мать отвернулась, очевидно не в силах смотреть туда.
Они долго стояли неподвижно, пока дождь не перешел в ливень. Когда промокли куртки, стало ясно, что тут оставаться нельзя. На Темис было лишь тонкое платьице.
– Мне холодно, – задрожала она. – Очень холодно.
– Мы найдем, куда пойти, – пообещала мать.