Любимые дети, или Моя чужая семья

Мы пришли в комнату матери, маленькую и чистую. Постель была застелена. Моя мать – одна из тех, кто застилает постель в ту же минуту, как встает. Она пыталась заставить и меня делать то же самое, но давно сдалась.

Коп встал в дверях и огляделся. Мать заметила бы, что я передвинул расческу с одной стороны полки на другую. Но в ее комнате я совершенно растерялся. Потому что никогда сюда не заходил. Не было причины.

Офицер Прайор открыл дверцу шкафа.

– Тебе не кажется, что одежды стало меньше?

– Понятия не имею. Я никогда…. не обращаю внимания на одежду.

Он вошел в ванную.

– Щетка на месте. У нее было несколько щеток?

– Не знаю.

С чего бы ей иметь несколько щеток?

– Я не вижу косметички, – заметил он.

Косметичка?

– Она почти не красится.

– Как насчет фена? У нее был фен?

– Нет. Волосы слишком короткие.

Он сделал несколько снимков, потом вернулся в ее спальню и стал открывать ящики комода.

– Тут немного вещей. Большинство женщин, особенно когда живут в маленьком пространстве, так забивают ящики, что с трудом открывают их.

Мне было неприятно, что я позволяю этому типу рыться в маминых вещах. Даже в нижнем белье, во имя всего святого!

Наверное, я слишком бурно реагирую. Тем более что мать вот-вот войдет и скажет:

– Что ты делаешь? Я же говорила, что сегодня буду поздно.

– Я нигде не вижу чемодана.

Он по-прежнему шарил в комоде, словно надеялся найти там чемодан.

– Может, она говорила, что уедет на ночь, а я забыл?

Хотя куда она могла поехать?

Он направился к гостиной. Я пошел за ним. Он постоянно оглядывался и, очевидно, все подмечал.

– Тебе сколько? Восемнадцать?

– Да, – кивнул я, хотя до восемнадцати мне не хватало нескольких месяцев.

– Значит, она не бросила несовершеннолетнего.

Он стоял между кухней и гостиной, с руками, сложенными на груди. И смотрел на диван. На красную эластичную ленту. Вообразил, что я пытался удушить ее или что?

– Похоже, она ушла по собственной воле. Раз чемодана нет….

– Говорю, я даже не уверен, был ли он у нее.

И она не покинула бы меня! Неужели стоит огреть его по голове, чтобы он все понял?

– Слушай…

Он сунул руку в карман и вынул карточку.

– Возьми. Я пришлю кого-нибудь провести более тщательный обыск. Ничего не трогай. Договорились? И стул с пола не поднимай.

– Стул не имеет ничего общего с….

– Ничего не касайся, – повторил коп. – Сделай одолжение. А пока мы объявим ее машину в розыск. Пусть власти ее поищут. Мы заставим округ Пендер проверить парковку «Фуд Лайон». И все больницы.

– Я уже проверил парковку «Фуд Лайон».

– Проверил? Когда?

– Только что.

– Но мы все равно проверим. Попробуем получить распечатку ее телефонных звонков и поискать машину, но, скорее всего, она где-то с другом и забыла о времени, а также выключила сотовый. К тому времени, как сюда приедет офицер, она будет дома, живая и здоровая.

– Верно, – кивнул я, стараясь успокоиться. Я делаю из мухи слона.

Он сел в машину и поехал по главной дороге. Я глянул на то место рядом с моей машиной, где всегда стояла машина матери. И понял: что-то очень, очень неладно.

7. Энди

Я все еще был в постели, когда зазвонил мой сотовый. Кимми!

Я быстренько вскочил и побежал к письменному столу за телефоном.

– Привет, – сказал я, возможно, чересчур громко.

– Надеюсь, ты встал?

– Я встал, – улыбнулся я. Хотя она не могла меня видеть.

– Проверка.

Она проверяла меня каждое утро.

– Сегодня ты чувствуешь себя лучше?

Нужно было подумать. Я почти забыл, что вчера был болен.

– Это однодневный желудочный грипп.

Так его называла ма. Но сейчас все было в порядке.

– Позже я напишу тебе эсэмэску. Или ты напиши мне.

– О’кей!

Я отключился и пошел в ванную принять душ. Это было первым пунктом в моем расписании, но больше мне не приходилось заглядывать в него каждый раз. Я становился умнее.

Я встретил Кимми на празднике команды. Сначала мы просто дружили. Она была хорошенькой, но не как другие знакомые девчонки. Мы танцевали. Члены Специальной Олимпийской здорово танцуют. Мы играли в игры, ели пирожные и все такое. В следующий раз я увидел Кимми на тренировке по плаванию. Она пришла с матерью и отцом посмотреть, как плавает ее брат Мэтт. Ее мать была белой леди с желтыми волосами. А у отца волосы были каштановыми, как мои. После тренировки я и Кимми ушли в уголок и поговорили. Я старался стоять в двух шагах, что было трудно, потому что ноги были босыми. А она все придвигалась ближе. Но мне было все равно.

– Как получилось, что ты афроамериканка, а твои родители белые? – спросил я.

– Меня удочерили. Моя биологическая мать черная, а насчет отца не знаю, Говорят, он, возможно, был наполовину белый, наполовину японец, а может быть, индиец.

– Что значит «биологическая мать»?

– Женщина, которая меня родила. Как твоя мать – тебя.

Она кивнула в сторону ма, говорившей с моим тренером.

– А кто тогда эта леди?

Я показал на мать Кимми.

– Моя приемная мать. А мужчина – мой приемный отец.

– Как сложно.

Я улыбнулся, чтобы показать, что это совсем не плохо.

– Знаю.

Она улыбнулась в ответ.

Я много знал об индейцах. И она не должна была говорить «индеец». Нужно было сказать «коренной американец».

– Твой индеец – наполовину чероки?