куклами сами собой покатились мячики, шарики, самокаты,
трёхколёсные велосипеды, тракторы, автомобили, танки,
танкетки, пушки. Прыгалки ползли по земле, как ужи,
путаясь под ногами и заставляя нервных кукол пищать ещё
громче. По воздуху летели миллионы игрушечных самолётов,
дирижаблей, планёров. С неба, как тюльпаны, сыпались
ватные парашютисты, повисая на телефонных проводах
и деревьях. Движение в городе остановилось. Постовые
милиционеры влезли на фонари и не знали, что им делать.
- Довольно, довольно! - в ужасе закричала Женя, хватаясь
за голову. - Будет! Что вы, что вы! Мне совсем не надо
столько игрушек. Я пошутила. Я боюсь ...
Но не тут-то было! Игрушки всё валили и валили. Кончились
советские, начались американские.
Уже весь город был завален до самых крыш игрушками.
Женя по лестнице - игрушки за ней. Женя на балкон -
игрушки за ней. Женя на чердак - игрушки за ней. Женя
выскочила на крышу, поскорее оторвала фиолетовый лепесток,
кинула и быстро крикнула:
- Лети, лети, лепесток,
Через запад на восток,
Через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг,
Лишь коснёшься ты земли -
Быть по-моему вели.
Вели, чтоб игрушки поскорей убирались обратно в магазины.
И тотчас все игрушки исчезли.
Посмотрела Женя на свой цветик-семицветик и видит, что
остался всего один лепесток.
- Вот так штука! Шесть лепестков, оказывается, потратила,
и никакого удовольствия. Ну, ничего. Вперёд буду умнее.
Пошла она на улицу, идёт и думает: «Чего бы мне ещё всётаки
велеть? Велю-ка я себе, пожалуй, два кило «Мишею>. Нет,
лучше два кило «прозрачных». Или нет ... Лучше сделаю так:
велю полкило «Мишею>, полкило «прозрачных», сто граммов
халвы, сто граммов орехов и ещё, куда ни шло, одну розовую
баранку для Павлика. А что толку? Ну, допустим, всё это я велю
и съем. И ничего не останется. Нет, велю я себе лучше трёхколёсный
велосипед. Хотя зачем? Ну, покатаюсь, а потом что?
Ещё, чего доброго, мальчишки отнимут. Пожалуй, и поколотят!
Нет. Лучше я себе велю билет в кино или в цирк. Там всё-таки
весело. А может быть, велеть лучше новые сандалеты? Тоже не
хуже цирка. Хотя, по правде сказать, какой толк в новых сандалетах?!
Можно велеть чего-нибудь ещё гораздо лучше. Главное,
не надо торопиться».
Рассуждая таким образом, Женя вдруг увидела превосходного
мальчика, который сидел на лавочке у ворот. У него были
большие синие глаза, весёлые, но смирные. Мальчик был очень
симпатичный - сразу видно, что не драчун, - и Жене захотелось
с ним познакомиться. Девочка без всякого страха подошла
к нему так близко, что в каждом его зрачке очень ясно увидела
своё лицо с двумя косичками, разложенными по плечам.
- Мальчик, мальчик, как тебя зовут?
- Витя. А тебя как?
- Женя. Давай играть в салки?
- Не могу. Я хромой.
И Женя увидела его ногу в уродливом башмаке на очень
толстой подошве.
- Как жалко! - сказала Женя. -Ты мне очень понравился,
и я бы с большим удовольствием побегала с тобой.
- Ты мне тоже очень нравишься, и я бы тоже с большим
удовольствием побегал с тобой, но, к сожалению, это невозможно.
Ничего не поделаешь. Это на всю жизнь.
- Ах, какие пустяки ты говоришь, мальчик! - воскликнула
Женя и вынула из кармана свой заветный цветик- семицветик.
- Гляди!
С этими словами девочка бережно оторвала последний
голубой лепесток, на минуту прижала его к глазам, затем разжала
пальцы и запела тонким голоском, дрожащим от счастья:
- Лети, лети, лепесток,
Через запад на восток,
Через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг,
Лишь коснёшься ты земли -
Быть по-моему вели.
Вели, чтобы Витя был здоров!
И в ту же минуту мальчик вскочил со скамьи, стал играть
с Женей в салки и бегал так хорошо, что девочка не могла его
догнать, как ни старалась.
К
огда мне было лет шесть или шесть с половиной, я совершенноне знал, кем же я в конце концов буду на этом свете.
Мне все люди вокруг очень нравились и все работы тоже.
У меня тогда в голове была ужасная путаница, я был какой -то
растерянный и никак не мог толком решить, за что же мне
приниматься.
То я хотел быть астрономом, чтоб не спать по ночам и наблюдать
в телескоп далёкие звёзды, а то я мечтал стать капитаном
дальнего плавания, чтобы стоять, расставив ноги, на капитанском
мостике, и посетить далёкий Сингапур, и купить там
забавную обезьянку.
А то мне до смерти хотелось превратиться в машиниста
метро или начальника станции и ходить в красной фуражке
и кричать толстым голосом:
- Го-о-тов!
Или у меня разгорался аппетит выучиться на такого художника,
который рисует на уличном асфальте белые полоски для
мчащихся машин.
А то мне казалось, что неплохо бы стать отважным путешественником
вроде Алена Бамбара и переплыть все океаны на
утлом челноке, питаясь одной только сырой рыбой. Правда,
этот Бомбар после своего путешествия похудел на двадцать
пять килограммов, а я всего-то весил двадцать шесть, так что
выходило, что если я тоже поплыву, как он, то мне худеть
будет совершенно некуда, я буду весить в конце путешествия
только одно кило. А вдруг я где-нибудь не поймаю одну-другую
рыбину и похудею чуть побольше? Тогда я, наверно, просто
растаю в воздухе, как дым, вот и все дела.
Когда я всё это подсчитал, то решил отказаться от этой