Любимый с твоими глазами (СИ)

Ужас какой…я жмурюсь, но эти слова своеобразный триггер. Олег резко срывается в сторону отца, и если бы я в него не вцепилась, точно исполнил бы свою угрозу…Но я не даю. Тараторю…

- - Олег, пожалуйста, пожалуйста…Не надо. Поехали отсюда. Домой. Пожалуйста…

Кое-как мне удается утащить Олега от дома его отца. Он так зол, а этот…продолжает орать нам в спину страшные, несвязанные между собой ругательства.

Просто кошмар. Нет, серьезно. Наверно, это худшее, что может быть… и я эту кашу заварила, поэтому не обижаюсь, когда Олег выхватывает у меня из рук ключи и сам садится за руль моей машины. На его уезжает Андрей. Видимо, я на самом деле облажалась по-крупному, раз он взял с собой своего друга…

- Прости меня…

Олег затормозил, только когда отъехал на приличное расстояние от этого проклятого дома. Теперь мы стоим на трассе на обочине. Он так гнал…наверно, действительно дико разозлился. Теперь ему нужно время успокоиться. Он ведь глаза закрыл, сжимает руль до белых костяшек, губы в тонкую линию, еле дышит. А я боюсь пошевелиться…и даже дергаюсь, когда он резко поворачивается на меня и осматривает очень придирчиво, но бегло.

- С тобой все хорошо?

Не сразу понимаю. Что он спросил? Поэтому молчу, и поэтому, видимо, Олег решает не мелочиться, а проверить лично. Тянется, а я отшатываюсь — замирает. Еще мгновение медлит, потом руку опускает и очень тихо говорит.

- Алис, клянусь, я тебя никогда не трону и пальцем. Никогда.

- Я знаю.

И я правда это знаю. Олег не из таких. Он вообще галантный. Женщинам в общественном транспорте место уступает всегда, дверь придерживает, первыми пропускает. Такой человек на это не способен…

- Он не успел ничего сделать? С тобой все нормально?

Киваю судорожно, а потом начинаю плакать. Мне как ребенку, выросшему в тепличных условиях, такое вот происшествие, как какой-то дикий удар. Я и не думала никогда, что такое в жизни действительно бывает. Еще как. И вон как рядышком…

Олег меня обнимает. Он притягивает к себе, и я вцепляюсь в него, как в спасительный круг, чтобы наконец расслабиться. В его руках мне всегда становилось легче, и «теперь» не исключение. Он плавно гладит по волосам, молчит, дышит еще так тяжело, что я чувствую необходимость повторить:

- Пожалуйста, прости меня…

- Зачем ты поехала туда, глупая?

- Я…ты так переживал…Я хотела…чтобы нет.

Он отстраняется, потом смотрит мне в глаза и улыбается так ласково, убирает пряди волос с лица, шепчет…

- Глупая девочка. Все нормально со мной, просто я не хотел, чтобы тебя коснулась эта часть моей жизни…

Сейчас; Алиса

Тогда он рассказал мне об отце в первый и в последний раз. Да, он действительно был отвратительным родителем. Не работал ни дня — мать пахала, как проклятая, а он только пил. Олегу пришлось работать с двенадцати лет, так что детства у него вообще не было.

«Но что поделать? Есть хотелось, мама не вывозила…»

Тогда пошел работать старший сын. Он мыл кабинеты на ее заводе, когда постарше стал, крутился на рынке, плюс разгружал фуры с овощами. Иногда удавалось даже взять что-то домой…

Мне это непонятно. И нет, не только потому что меня растили на «всем готовом», и мой отец в этом плане был отличным мужчиной — мама не работала, он полностью ее и меня обеспечивал всем нужным, — потому что мать Олега отняла его детство с полным осознанием дела. Шесть лет назад я, помню, ее оправдала.

Наверно она любила его настолько, что это прощала и позволяла? И бить себя тоже позволяла. Себя и своих сыновей. Олег мне рассказал, как Сереге прилетало, когда тот совсем маленький был (как мой сын примерно), только за то, что тот плакал слишком громко. Как Олегу однажды этот ублюдок руку сломал, когда совсем перебор был. Всегда был перебор, думаю, но в этот момент Олег почувствовал себя сильнее и поборол страх перед взрослым мужиком. Ринулся на него, а тот схватил за кулак и с силой вывернул.

Просто…кошмар. Мне до сих пор сложно представлять эту картину, а теперь, когда я сама мать, больнее в миллион раз. Потому что нет, сейчас я уже не могу оправдать Нину Андреевну. Если бы моего сына кто-то тронул бы…ха! Я бы его убила. Одно только неуважение к моему ребенку заставило меня в один щелчок отвернуться от перспективного Семена. Конечно, никаких сильных чувств я к нему не испытывала, но к Олегу-то питала, а плевать — если встанет выбор, я выберу Давида. Я же уже так поступала…тогда, шесть лет назад, я не настаивала и намеренно соврала об аборте — чтобы его защитить. Помню ведь прекрасно, как ехала домой, рыдала, пока мою бедную голову не прострелило:

«А если бы ты забеременела, я бы нашел способ избавить этот мир от еще одного продолжения твоего гандона-папаши! Дошло теперь?!»

Жестокие слова иногда служат хорошим, холодным душем. Все встало на свои места, и Олег для меня стал…угрозой.