Любимый ученик Мехмед (СИ)

— Вот как раз глупость! — воскликнул Мехмед и снова повеселел. — Почему это может быть вредно? Мой лекарь, к примеру, говорит другое. Он утверждает, что в этом одна сплошная польза. Мужчина ничуть не вредит себе, когда делает то, для чего создан. Ведь так, учитель?

Андреас, понимая, куда клонит Мехмед, не ответил, а опустил глаза к бумаге с переводом и заметил:

— Вот здесь, в самом конце сказано, что разговоры о соитии пробуждают желание. Это правда. Зачем ты ведёшь со мной такие разговоры, мой ученик? У тебя есть две жены, чтобы ты мог дать выход распалённой страсти. А мне что посоветуешь делать?

— Учитель, мы с тобой в одинаковом положении, — ответил принц. — Ты знаешь, что я лучше буду рукой обходиться, чем искать удовольствий на женской половине дворца.

Мехмед, по-прежнему сидевший справа от учителя, чуть повернулся и ткнулся лбом учителю в плечо:

— Как это мучительно! Я вижу и чувствую тебя рядом, но мы разлучены. Иногда мне кажется, что весь дворец знает о нашей любви. Даже библиотекарь. Поэтому он и показал мне книгу, предложив сравнить с турецким переводом. Библиотекарь знал, что я там найду — рассуждения о соитии с юношами. Этого нет в турецком переводе. Почему библиотекарь был уверен, что мне это понравится?

— Потому что это занятно, — ответил грек.

— А если он узнал о нас с тобой?

— Почему же ты прямо не осведомился у него? — возразил Андреас. — Почему не спросил, что он знает о твоих склонностях? Значит, ты не уверен, что библиотекарь знает. Ты сам понимаешь, что это всё может быть просто совпадением, и не хочешь неосторожным словом раскрыть свою тайну. Так? Если бы во дворце сплетничали о нашей любви, а не о нашей дружбе, на меня давно бы кто-нибудь донёс.

Принц перестал стучаться лбом о плечо учителя, поднял глаза:

— Нет, возможный доносчик побоялся бы. Теперь все знают, что я — будущий правитель. И все знают, как я ценю тебя. Если кто-то решит на тебя донести и даже получит награду за свой донос, то недолго будет радоваться. Когда я взойду на престол, то первым делом отомщу доносчику, причём так отомщу, что лучше ему самому умереть, чем дожидаться моей мести. Все это знают. Никто не осмелится донести, даже если мы с тобой совсем сблизимся. Учитель, почему ты не позволил этого недавно, когда мы опять ездили на верблюжьи бои? Была хорошая возможность.

Андреас снова опустил глаза к листу:

— А ещё здесь написано: «В течение лета пусть твои предпочтения склоняются к юношам, а в течение зимы — к женщинам».

— Ещё одна глупость, учитель! — раздражённо сказал Мехмед. — Ну и что, что верблюжьи бои проходят зимой! Ну, и что, что сейчас зима!

Андреас вздохнул, потому что принц вынуждал его сказать неприятные слова:

— Зимой или летом, за пределами дворца или во дворце — не имеет значения, потому что итог один. Всем рано или поздно станет известно. И что же дальше? Представь, что о нас сплетничают все слуги. Не так, как сейчас, а гораздо злее. Ты хочешь этого? — учитель взглянул в глаза ученика. — А представь, как на меня станут смотреть остальные учителя? Они станут смотреть с презрением. За четыре года, прожитые здесь, мне удалось заслужить уважение этих людей, и вот его не станет. Это означает, что я сделаюсь среди них изгоем. Мне не с кем будет завести учёную беседу кроме как с тобой. Ты, правда, этого желаешь? И ты зря думаешь, что никто не захочет донести твоему отцу о том, что здесь происходит. Ведь донесли же о твоей женитьбе на Гюльбахар-хатун, и ты до сих пор не знаешь доподлинно, кто донёс. Ты только предполагаешь, что это сделал мулла. Так же будет и со мной. На меня донесут, а ты не узнаешь, кто, поэтому доносчик не побоится.

— Учитель, но ведь повод для доноса уже есть, — возразил принц. — Всё так очевидно! Если бы я посмотрел на нас с тобой со стороны, я бы сразу сказал: «Этих двоих связывает любовь». Как бы мы ни прятали это, оно проявляется.

— Тебе кажется так потому, что у тебя появилось особое зрение, о котором мы говорили когда-то, — ответил Андреас. — Не забывай, что у окружающих нет такого зрения. Они видят, но не знают, как правильно истолковать. Им нужно что-то совсем очевидное. Если бы мы с тобой целовались со страстью, тогда нашу любовь увидели бы даже слепцы, но мы никогда не делали так, несмотря на то, что ты всячески стремишься к этому.

Мехмед будто случайно бросил взгляд на листок с переводом из персидской книги, по-прежнему находившийся в руках учителя. Возможно, тайный замысел принца действительно состоял в том, чтобы разговорами о соитии пробудить желание, но замысел не удался, а учитель всё продолжал говорить то, о чём предпочёл бы молчать: