Любимый ученик Мехмед (СИ)

— Ты обещал придумать что-нибудь, но вот прошёл ещё месяц, а ничего не изменилось.

* * *

«Решения и впрямь нет. Я ничего не могу сделать», — размышлял Андреас. Размышлял он так и в тот час, когда наблюдал через потайное окошечко за очередным уроком муллы. Всё происходило, как обычно. Принц опять понаделал множество ошибок, когда пересказывал отрывок из Корана, поэтому Ахмед Гюрани опять взял в руки палку, повелев ученику:

— Встань и наклонись.

Андреас, наблюдавший за этой сценой, прикрыл глаза, чтобы не видеть. Он опять готовился услышать жуткую тишину, от которой никуда не деться, и вдруг эту оглушающую тишину нарушил тихий вскрик.

Звук был настолько тих, что грек поначалу подумал, что ослышался, но прошло не больше, чем полминуты, и опять вскрик, уже чуть громче. Принц, конечно, не хотел подавать голос — получалось само. Стало так больно, что даже гордый Мехмед уже не мог терпеть, но самое болезненное ощущение, несомненно, ожидало его впереди. Впереди ждала не физическая боль, а душевная, которая пришла бы вместе с осознанием, что принц всё-таки потерял себя — перестал быть стойким и безразличным к истязаниям, как прежде, то есть его железная воля дала трещину. Трещина в металле — это страшно. Это означает, что металл вот-вот сломается. «Нет, так нельзя. Мулла сейчас сломит его, сломит в нём свободную волю, превратит в раба, и это уже не исправишь», — с ужасом подумал грек.

Конечно, каждый человек временами заставляет себя делать то или это. Но ведь есть предел принуждения. Это предел, после которого человек — уже не человек, а раб. Рабы потому и не считаются за людей, что не имеют права следовать своим желаниям, не имеют право на собственное мнение и волеизъявление. Даже иметь собственные мысли рабу не следует. Вот, во что хотел превратить Мехмеда мулла!

Андреас, ещё не вполне сознавая, что делает, ринулся к дверям класса, одним рывком открыл их и очутился в комнате:

— Стойте! Хватит!

— Что!? — возмутился Ахмед Гюрани, оборачиваясь ко входу.

Лицо ученика Андреас не видел, поскольку принц по-прежнему стоял, согнувшись, а всё внимание отвлекало на себя перекошенное от гнева лицо муллы.

— Я говорю «хватит ударов», — повторил грек.

— Как ты смеешь приказывать мне!? — продолжал возмущаться Ахмед Гюрани. — Меня назначили главным наставником принца, а его великий отец лично дал мне в руки эту палку и наделил меня правом применять её, если принц заслужит наказание. Как ты сме…

— Это не наказание, а избиение, — твёрдо произнёс Андреас. — Наш повелитель мудр и милосерден, поэтому я позволю себе усомниться, что он давал разрешение на то, что сейчас происходит.

— Выйди! — крикнул мулла. — Или я сделаю так, что тебя вышвырнут из дворца.

— Нет, я не могу уйти, — ответил Андреас, — и прошу многоуважаемого муллу остановиться, чтобы принцу не был нанесён вред. Я готов объяснить, почему принца нельзя больше бить, а если мои доводы не будут услышаны, мне придётся отправить в Эдирне письмо на высочайшее имя.

Ахмед Гюрани уже не слушал, он снова занёс палку, но грек бросился вперёд и схватил его за руку. Мулла и впрямь оказался сильным, физически развитым человеком, а сейчас был ещё и рассержен, поэтому сила его удвоилась. Андреас понял это, обнаружив, что отброшен в сторону и падает навзничь на ковры. Мехмед опять вскрикнул, и это означало, что палка нанесла по спине принца третий удар. А затем последовал ещё один, и ещё, и ещё.

Увы, грек, упав, не сумел остановить это, а когда вскочил, то обнаружил, что Ахмед Гюрани даже не собирается останавливаться.

Андреас не повторил прежней ошибки и теперь схватил не руку, а свободный конец палки. Мулла был так взбешён, что даже не задумался о сути происходящего. Чувствуя, что нанесению нового удара что-то мешает, он просто приложил больше силы, но грек держал крепко, поэтому палка сначала просто выгнулась, а затем с треском сломалась пополам.

Мулла, наконец, обернулся:

— Наглец! Что ты сделал! — он замахнулся обломком палки уже на Андреаса. — Теперь ты разозлил меня по-настоящему. Это тебе дорого обойдётся. Ты уедешь сегодня же!

Андреас посмотрел на принца, чтобы ободрить хоть взглядом, и вдруг увидел, что Мехмед уже не стоит в согнутой позе, а лежит ничком на ковре.

Мулла тоже посмотрел на принца, быстро опустился рядом с ним на колени и вгляделся в лицо:

— Он притворяется!

Чтобы доказать это, главный наставник перевернул ученика на спину. Наверное, по расчетам муллы, принц, почувствовав боль в битой спине, должен был вскрикнуть и открыть глаза. Однако этого не произошло. Обмякшее тело Мехмеда осталось таким же, опущенные веки даже не дрогнули.

— Он не притворяется, — испуганно прошептал Андреас, тоже бросившись к принцу и тоже опускаясь на колени рядом с ним.

Грек приблизил ухо к губам ученика, чтобы убедиться, что есть дыхание, и несколько мгновений сосредоточенно вслушивался.

Теперь и мулла испугался:

— Лекаря! — крикнул он, а слуги Мехмеда, собравшись вокруг, уже потеснили учителей и начали суетиться вокруг своего юного господина.