Любимых не выбирают

— Меняет, и многое, — я спрятала лицо на его шее и с наслаждением втянула любимый запах. — Прошу тебя, стань моим первым мужчиной. Я больше ничего у тебя не попрошу.

Ирмерий вздрогнул и попытался отстраниться, но я не позволила. Неловко прижалась к его губам со всем пылом, на какой была способна.

— Я ничего не могу тебе дать, ты это понимаешь? — отстранившись, сказал он с легким вздохом. — От меня давно уже осталась только пустая оболочка. Не знаю, как и почему продолжаю еще цепляться за жизнь. Она давно не имеет для меня значения. А в тебе столько жизни. Столько внутреннего огня. Именно он так притягивает и манит. Хрупкое нежное существо, полное света и тепла, рядом с которым снова хочется жить. Но я не могу… Это неправильно. Ты заслуживаешь большего. Того, кто сможет любить тебя так, как ты этого заслуживаешь. А я слишком погряз в прошлых потерях и ошибках. Говорю это тебе только потому, что ты сейчас не в себе. Вполне возможно, многое из того, что было сейчас, даже не вспомнишь. По крайней мере, надеюсь, что не вспомнишь.

— Для меня важно одно. Ты сказал, что я привлекаю тебя, — сейчас смысл многих его слов словно ускользал, но я дала себе мысленную установку запомнить каждое. Завтра, когда исчезнет это безумие, постараюсь во всем разобраться. Но не сейчас.

Я и правда желала стать женщиной именно с ним. И зелье, которым опоил проклятый Шейн, лишь позволило мне решиться на то, на что никогда бы не решилась сама. Хоть раз познать, что значит заниматься любовью с тем, кому душой принадлежишь без остатка.

Пусть потом будет стыдно и больно. Но это навсегда останется со мной. А после я больше ничего от него не потребую.

— Прошу тебя… — взмолилась одними губами, и он подхватил меня на руки.

Снова понес к кровати и бережно уложил.

— Я не должен… — снова заговорил он, но я прервала дальнейшие слова жадным поцелуем.

Нащупав шнуровку его штанов, без стеснения, которого сейчас словно вообще лишилась, проникла рукой внутрь. Пробежала пальцами по напряженной плоти и с диким восторгом поняла — он хочет меня. Хочет не меньше, чем я его. Ирмерий резко убрал мою руку, но со стоном принялся покрывать поцелуями мое раскрытое перед ним тело, подающееся навстречу от каждого движения.

— Ты еще можешь остановиться, — выдохнул он в перерывах между поцелуями.

Вместо ответа я обхватила ногами его бедра и выгнулась, желая, наконец, почувствовать в себе.

Когда Ирмерий накрыл меня своим телом и его плоть устремилась внутрь, я даже боли почти не ощутила, настолько сильным было желание. Все внутри сочилось им, я была опьянена, покорена, желала одного — как можно глубже вобрать его в себя и отдаться как можно полнее. Так, чтобы в единое целое соединились не только тела, но и души. Плевать, что будет потом… Сейчас я получила то, чего желала так, как ничего другого в жизни.

Он во мне, я в нем. Только он мог в полной мере утолить безумный голод, живущий во мне. И я точно знаю, что этот голод лишь отчасти навеян коварным зельем, пропитывающим сейчас мою кровь.

Не знаю, сколько длилось это безумие. Я абсолютно утратила связь с реальностью.

Казалось, Ирмерий заразился этим безумием от меня. Куда только делся холодный и будто уставший от самой жизни мужчина, больше напоминающий мраморную статую. В эту ночь, со мной он стал другим. То страстный и неистовый, то нежный и ласковый. Я упивалась им, как изысканным вином, вновь и вновь отдаваясь ему без остатка. И не желала, чтобы эта ночь когда-нибудь заканчивалась.

Лишь под утро мы оба забылись сном, полностью обессиленные и удовлетворенные.

Пробуждение было ужасным и резким, словно что-то взорвалось в мозгу вспышкой боли.

В первое время я не могла понять, где нахожусь и что происходит. Голова раскалывалась так, словно я накануне выпила несколько бутылок вина. В сознании мелькали неясные образы-видения, будто порождения чьего-то больного разума. Последним осмысленным и ясным воспоминанием были Шейн и конфеты. То, как я ем их одну за другой, а потом мне становится не по себе. Тот жар, охватывающий тело. О, Тараш, пусть все эти образы будут лишь сном! Все то, что возникает в голове после того момента.

Тупо смотрела в балдахин и не решалась повернуть голову и увидеть то, что окончательно развеет сомнения. Но я все же это сделала. Увидела лежащего на соседней подушке ректора.

О, Тараш! Я подавила рвущийся изнутри вопль и резко села на постели. Нет, только не это! Ну, пожалуйста, я что угодно сделаю, только пусть это не будет правдой! Вчера я, как последняя шлюха, бесстыдно предлагала ему себя. О, богиня, я его просто молила взять меня! А он до последнего сопротивлялся, настолько ему противна была сама мысль об этом.

То, что я даже не могу составить целостную картину всего, что произошло, убивало еще сильнее. Помнила лишь обрывки. То, как приставала к нему в самоходном экипаже, потом раздевалась перед ним, хотела найти кого угодно, кто мог бы удовлетворить меня.

Как же хотелось сейчас умереть! Накатывали и другие образы, но я сейчас просто не могла вспоминать еще что-нибудь столь же позорное.