Любимых убивают все

– Да, только у меня появилась идея… Раз уж мы решили устроить настоящий итальянский ужин, может, выпьем хорошего итальянского вина? В мини-баре есть одно, и оно просто идеально подходит к пасте. «Таурази» две тысячи девятого. Понимаешь, насколько это будет круто?

– Аксель, я не пью. Совсем.

– Это же не дрянное пойло, которым давятся на вечеринках. Это почти что произведение искусства, поэтому ты должна его попробовать. Я просто не выпущу тебя отсюда, пока ты не попробуешь!

– Я на самом деле не фанатка алкоголя, – пожала плечами Йенни.

– Пожа-а-алуйста. Один глоточек. Можешь просто отпить из моего бокала.

– Ладно, один глоток как-нибудь переживу.

Аксель улыбнулся.

– Вот и славно.

– Боже, не успела я даже полчаса побыть у тебя дома, как ты меня уже спаиваешь! – крикнула Йенни Акселю вслед, когда он отправился к мини-бару. Из коридора послышался смех.

Вскоре он вернулся, захватив по пути бокал, и наконец-то уселся за стол.

Накрутив спагетти на вилку, Йенни сказала:

– Buon appetito!

– Grazie, altrettanto! Надеюсь, тебе понравится.

Йенни приступила к ужину. Аксель же внимательно следил за ее реакцией, не притрагиваясь пока к своей порции. Прищурившись, он наклонился немного вперед, сосредоточенный на эмоциях, что мелькали на лице гостьи.

– Боже, Аксель, это восхитительно! – прожевав спагетти, воскликнула Йенни. Она глядела на Акселя своими большими блестящими глазами и улыбалась. – Это так вкусно! Я просто… Я ела такую пасту в последний раз в Милане. Это была самая потрясная пиццерия в городе. Понимаешь, насколько ты крут?

– Если будешь так нахваливать мою стряпню, то я даже соглашусь готовить ланч тебе в школу, – проговорил Аксель со свойственной ему насмешкой в голосе и сделал крохотный глоток вина.

– Серьезно, будешь готовить мне ланч?!

– Нет, конечно. Я слишком ленив для этого. Но большое спасибо за похвалу. Мне очень приятно, – ответил Аксель. Между его пальцами вертелась из стороны в сторону тонкая ножка бокала. – Итак, ты готова отведать это превосходное вино?

– Можно подумать, ты оставляешь мне выбор.

Йенни взяла из рук Акселя бокал – по-детски осторожно, двумя руками, – неуверенно поднесла его к губам и, глубоко вздохнув, сделала небольшой глоток. Она поморщилась, словно выпила разом стакан лимонного сока.

– Тебе не понравилось? – удивился Аксель.

– Оно кислое. Я почему-то всегда думала, что вино должно быть очень сладким.

– Ну тогда тебе нужно присмотреться к десертным винам. Хотя не все они прям очень сладкие.

– Ну… В целом мне скорее понравилось, чем нет, – заключила Йенни и снова принялась накручивать спагетти на вилку.

– Черт, я не могу поверить, что ты реально ни разу в жизни не пила вино! Меня предки – папа в особенности – лет в пятнадцать стали приучать к алкоголю. Боялись, наверное, как бы я впервые не напился вусмерть на вечеринке, а попробовал все дома.

Йенни улыбнулась, пожимая плечами.

– Мои, наверное, поубивали бы друг друга еще на стадии покупки вина. Их счастье, что я самый скучный во всей Скандинавии подросток, который дышит неровно к шоколаду и мармеладным мишкам, а не к абсенту и водке.

Остаток ужина Аксель расспрашивал Йенни о том, где она была в Италии, что видела, что больше всего запомнилось. Она радостно делилась воспоминаниями о прошлогоднем путешествии и в красках описывала необыкновенной красоты места, где ей посчастливилось побывать, рассказывала об удивительных людях, с которыми познакомилась. Йенни очень хотелось, чтобы Аксель мог представить себе каждый храм, каждую скульптуру, каждый крошечный нежный виноградник.

Он внимательно наблюдал за одноклассницей, слушал ее, не перебивая. Его восхищало то, с какой простотой и искренностью Йенни признавалась в любви Флоренции и Риму, Понте Веккьо[14] и Сан-Бартоломео-алль-Изола[15]. Ее голос то жизнерадостно журчал, то стихал, превращался в полушепот. И шептала она ему о пьете[16] – о том, как стояла перед ней почти час, о том, как по щекам катились слезы, как одновременно пусто и радостно было у нее на душе. Аксель жадно ловил каждую интонацию, словно боялся того, что Йенни сейчас замолчит и никогда больше не скажет ему ни слова. Оттого, вероятно, к завершению ужина их лица находились так близко, что Йенни могла просто поднять руку и прикоснуться своими длинными холодными пальцами к бронзовой скуле Акселя.

* * *

После ужина ребята перебрались к Акселю в комнату.

– Если честно, я раньше не знала, что ты играешь на гитаре и так потрясно рисуешь, – призналась Йенни, усаживаясь на край письменного стола.

– Это просто типа хобби, ничего серьезного. Я не особо уж и хорош в рисовании.

– Ничего подобного! Ты очень здорово рисуешь. За сколько ты все это нарисовал?

Йенни опустила взгляд на один из рисунков. С желтоватого листа пустыми глазницами на нее смотрел плачущий ребенок с заштопанным ртом. Она тут же поспешила отвернуться.

– Эм-м, где-то за неделю. У меня был просто какой-то приступ. Думаю, люди называют это вдохновением. Я рисовал вечера и ночи напролет, как умалишенный.

– Хм-м, ясно. – Она нахмурилась. – А можно мне поближе посмотреть?