Любимых убивают все

– Нет, ты чего! Ты здесь ни при чем! – воскликнула Йенни. – У меня проблемы с тем, чтобы смотреть кому-то в глаза. Не знаю, с чем это связано…

Аксель понимающе кивнул, приподнимая за подбородок ее лицо так, чтобы встретиться с ней взглядом. Йенни легко коснулась холодными пальцами его запястья, замерла – не смела больше ни дышать, ни шевелиться.

– С этим нужно что-то делать, – прошептал Аксель. – У тебя нет морального права прятать от людей такие глаза.

Йенни растерянно улыбнулась, уже было отвела взор в сторону, но Аксель все еще держал пальцами ее подбородок. Он глядел на Йенни задумчиво, и сердце в груди у него резко, больно вздрогнуло, а после как будто бы затаилось, замерло.

Его пугало то, что за последний месяц он слишком привык к этому чувству. Слишком привык к Йенни – к ее звонкому смеху, ее холодным оголенным рукам, улыбке. Слишком привык к мысли, что теперь был хоть один человек, рядом с которым он забывал о том, что у него не осталось дома. Лишь груда кирпичей, деревянные балки, стекла, куча мебели с утварью… И одна сломленная женщина. Полупрозрачные опилки матери.

– Так, ладно, нас ждет проект, – порывисто произнесла Йенни, отстраняясь от Акселя. Ее щеки ярко горели, и она плотно прижала к ним ладони.

Подавив вздох разочарования, Аксель лениво потянулся:

– Знаешь, я сегодня не в настроении париться с проектом.

– Ах вот оно что! И с какой целью ты тогда пришел?

Йенни опустилась на постель, подобрала под себя ноги. Напускная серьезность, с которой она смотрела на Акселя, вызвала у того лишь насмешливую улыбку.

Он присел рядом.

– Вообще-то я пришел к тебе с предложением, от которого ты не сможешь отказаться. Точнее, отказы попросту не принимаются.

– Вот это интрига!

– Короче, в среду в Сигтуне открывается музыкальный фестиваль, и мы с друзьями решили туда съездить на три дня – с пятницы по воскресенье. Но у одного чувака в последний момент появились дела, и он сказал, что не поедет. И теперь у нас есть один лишний билет… Так вот, ты не хочешь поехать вместо того парня? И я просто по-дружески напоминаю, что я в такой ситуации тебя вообще-то выручил.

– Во-первых, ты мог не плестись через полгорода, чтобы спросить это у меня. Можно было просто написать мне, знаешь?

Аксель усмехнулся:

– Андерссон, ты просто Капитан Очевидность. Я бы именно так и поступил, но практика показывает, что вживую я намного убедительнее.

– Ну да-да, разумеется. Я бы посмотрела, какая такая практика это показывает, – с издевкой произнесла Йенни, растягивая слова. – Так вот, во-вторых… конечно, я очень хочу поехать! Тебе даже не нужно было что-то еще добавлять. Я ведь ни на одном музыкальном фестивале не была.

– Серьезно?

– Ага. Ни. Разу. В. Жизни, – ответила Йенни, выдерживая длинные паузы между словами. – Только надо бы еще Луи спросить. Может, он тоже захочет? А знаешь, я прям сейчас же ему напишу! – оживленно проговорила она. Йенни стала с воодушевлением напевать под нос какую-то песню, проворно набирая сообщение.

Аксель хмыкнул и поднялся на ноги. Пока Йенни печатала текст, он расхаживал по комнате, с интересом вглядывался в картины.

– Все, написала. Он, наверное, тусит с друзьями Ребекки сейчас, поэтому остается только ждать, – развела руками Йенни. – Итак, чем займемся, раз к проекту душа сегодня не лежит?

– Расскажи мне про эту картину. – Аксель кивнул в сторону небольшого полотна, висевшего между «Клитией» Лейтона и «Спящим Купидоном» Караваджо.

Он не мог отвести взгляда от картины – такой глубокой, завораживающей скорбью она полнилась, таким непростительным предательством было бы отвернуться от запечатленного на холсте горя.

– Да, конечно. – Йенни встала с постели и подошла к Акселю. – Это «Смерть Гиацинта» Яна Коссирса, которая вообще-то является финальной версией «Смерти Гиацинта» Рубенса. Видишь этого жутко похожего на тебя златовласого парня в красном? Это Аполлон.

Аксель смущенно усмехнулся.

– Бог склонился в ужасе над своим возлюбленным – прекрасным спартанским принцем Гиацинтом. Видишь, он истекает кровью, он побледнел, замер в ожидании смерти. И Аполлон как бы ни старался, не может его спасти. И самое трагичное здесь даже не то, что Гиацинт погибает у Аполлона на руках, а то, что фактически Аполлон сам же его и убил.

– Но почему? – в недоумении воскликнул Аксель, слегка нахмурив брови.