Любимых убивают все

Йенни прикоснулась губами к плечу Акселя, вперила взгляд в стеклянные двери за его спиной. Кожа ее покрылась рябью крохотных мурашек, и в горле встал ком. Йенни чувствовала, как близки они были с Акселем в ту минуту, как нужны друг другу. Она буквально видела прочные мареновые нити, протянувшиеся между ними.

Йенни прикрыла глаза, думая о том, что никогда больше не желает выпускать Акселя из кольца своих рук, – эти объятия, усталые и отчаянные, создавали иллюзию того, что она еще могла его от чего-то защитить, спрятать от очередного удара судьбы.

* * *

Спустя два часа врачи сообщили, что состояние Роми стабилизировалось и ее жизни ничего не угрожает. Только теперь Йенни с Акселем заметили, в каком напряжении сидели все это время – за несколько часов ожидания Аксель раз десять выходил на улицу, успев выкурить половину пачки сигарет.

В начале шестого Йенни устроила голову у него на плече и прикрыла глаза, проваливаясь в беспокойную дрему. Каждые пятнадцать минут она просыпалась от холода и тревоги.

– Ты вся дрожишь, – прошептал Аксель, когда подруга в очередной раз распахнула глаза, сонно озираясь по сторонам.

Йенни потянулась, рассеянно кивнув. Аксель снял свою куртку и накинул ее на плечи Йенни.

– Спасибо. А ты сам не замерзнешь?

Йенни укуталась в черную кожанку Акселя и снова прилегла на его плечо.

– Все в порядке. Не переживай.

– Аксель, – просипела Йенни. – Когда врачи снимали с Роми куртку, я заметила, что у нее левое запястье покрыто шрамами от ожогов… сигаретных. Ты знаешь что-нибудь об этом? Может быть, это как-то связано с тем, что произошло?

– Не думаю. Это давно случилось. Ей лет пятнадцать было. Она жгла себя сигаретами из-за парня. – Йенни напряглась, почувствовав, что Аксель начинает нервничать. Ее пальцы невольно потянулись к его руке, и Йенни осторожно сжала его ладонь. В ответ на этот жест Аксель слабо улыбнулся. – Там долгая история, но, если коротко, этот мудак, в которого она была влюблена, здорово подорвал ей самооценку своими обзывательствами и тупыми шутками. Так как мы с ней тогда близко общались – не то что сейчас, – я первый заметил ее ожоги и взял с нее обещание, что она с этим покончит… ну и попытался хоть как-то ее поддержать и отвлечь от ненужных мыслей. Старался не оставлять ее одну надолго и все такое. По сути, пришлось буквально по крупицам собирать ее самооценку. И все из-за какого-то придурка, который сказал ей, что она толстая, представляешь? Я правда не понимаю, почему нам настолько проще начать себя ненавидеть и презирать, чем начать себя ценить или банально – уважать. Типа… это за каким-то хреном эволюцией продиктовано, или в чем причина того, что люди обречены столько страдать из-за совершенно иррациональной ненависти к самим себе же?

– Я бы тоже хотела знать ответ на этот вопрос, – прошептала Йенни.

Несколько минут она молчала, вдыхала едва уловимый запах табака, цитруса и мяты, которым пропиталась куртка Акселя, и раздумывала над тем, что он сейчас ей рассказал. Йенни не могла представить себе хохотушку Роми прислоняющей тлеющий кончик сигареты к своим бледным запястьям. Не могла представить, каково это – узнать, что твой друг, твой родной и близкий человек, добровольно подставляет тело под жгучие карминно-красные укусы сигарет. От мысли о шрамах на руках Луи или Акселя ей сделалось плохо – Йенни сжалась под курткой, впилась больно пальцами в плечи.

– Уже полседьмого. Ты проголодался? Я могу принести шоколадки из автомата.

– Я не голоден. К тому же не люблю сладкое.

– Ты говорил обратное, когда мы были в кондитерской, – недоверчиво произнесла Йенни, поглядывая на Акселя снизу вверх.

– То миндальное печенье скорее исключение. Если ты проголодалась, то можем поискать какую-нибудь закусочную. Или спросить у местных, где можно поесть. – Аксель взглянул на экран телефона и разочарованно выдохнул. – Правда, в это время все кафе еще закрыты.

– Мне хватит «Сникерса» из автомата, – ответила Йенни и поднялась с диванчика.

* * *

В девять больница стала наполняться голосами, в коридорах не утихали шаркающие шаги медсестер, металлический скрежет тележек с лекарствами. У Йенни было такое чувство, словно эту ночь они провели в вакууме, где жизнь не била ключом, где все замерло в вязком ужасе ожидания.

Вскоре к диванчику, где изнемогали от усталости и волнения Аксель с Йенни, подошла медсестра – симпатичная, пышнотелая женщина с тонкими губами, застывшими в вежливой улыбке. Она выглядела бодро, доброжелательно.

– Ребят, вы можете поговорить со своей подругой. Только недолго и по одному, хорошо? Скоро еще должны подъехать ее родители.

Женщина жестом пригласила Йенни и Акселя следовать за собой.

Пройдя по длинному узкому коридору, ребята остановились у палаты № 42. От скучного сочетания белоснежного и голубого цветов, в которые была выкрашена вся больница, и стойкого запаха медикаментов уже становилось дурно.

– Она в этой палате. Кто пойдет первым?

– Я, – коротко ответил Аксель и приоткрыл дверь, которая квадратным стеклянным окном взирала на молчаливую серость полупустого коридора.