Любить и верить

— Да бросьте вы. Я же сказал, Павловна, забирайте, да и сейте.

— Да я не против.

Потом все разошлись. Сергей Андреевич посмотрел на стол с остатками еды. Хотелось сразу же лечь и уснуть, но нашел силы, поднялся, разделся до плавок, налил в таз воды, вымылся до пояса и в спальне завалился на койку лицом вниз, не накрываясь. И уснул вмертвую.

* * *

Утром проснулся очень рано. Встал без ломоты в теле после работы. В зале стоял стол с остатками еды. Начал потихоньку убирать со стола. Из спальни вышла жена.

— Ну, как ты?

— Ничего.

— Так что, остальное отдадим Павловне?

— А что делать?

— Поросенка тогда на зиму не возьмем.

— Ну и ладно. Обживемся год-другой — возьмем. Только я думаю вот: стоит ли обживаться? Какое-то чувство, что мы здесь ненадолго.

— И у меня тоже. Но что делать? Как-то нужно жить.

— Да, как-то нужно. Оно вроде и неплохо: квартира, работа по специальности. Но чувствую — дело дрянь.

В спальне раздался плач. Они бросились туда. Сын сидел на кровати и плакал.

— Что такое, сынок?

— Плохой человек растоптал муравейник.

— Когда?

— Сейчас.

— Сынок, это тебе приснилось. Это был сон. Никто муравейник не растоптал. Пойдем посмотрим.

— Пойдем.

Пошли. Сын в рубашечке, трусиках, босиком. Сергей Андреевич в брюках, незаправленной рубашке, тоже босиком по росе, ранним весенним утром, по молодой траве. Муравейник был рядом с аллеей, под высокой елью.

— Ну вот, видишь?

— Да. Правда, папа, хорошо?

— Что хорошо?

— Что он его не растоптал.

— Да.

Они посмотрели вверх — на вершину ели. Она поднималась в чистое, умытое утреннее весеннее небо. Плыли облака. У колодца дрались два молодых петушка. Сергей Андреевич взял со скамейки для ведер лейку и полил их водой.

— Чего деретесь, чего деретесь? — Сын радостно засмеялся.

Потом они вошли в дом, на веранде стоял Николай Павлович. Ольга Ивановна уже собирала на стол.

— Ура, дядя Коля приехал! — закричал сын.

— Здравствуй, здравствуй, — Николай Павлович подал ему коробку с луноходом.

— О-о, — протянул Саша, — а я знаю, как его запускать.

Все засмеялись и начали усаживаться за стол.

— Ну, рассказывай, как ты там.

— Да у меня сплошные новости.

— Например?

— Например, женюсь.

— Да ну?!

Николай Павлович развел руками.

— А кто она? — оживилась Ольга Ивановна.

— Учительница у меня. Младшие классы.

— И как ты решился?

— Она собралась уезжать — отработала свои три года. Я говорю — оставайтесь. А она — возьмете замуж, останусь. Вот так пошутили, пошутили, а потом думаю, чего так болтаться, ни то ни се. Пора очеловечиться. Ну и поехал к заведующему.

— Зачем?

— Ну, холостяку в этой школе еще можно торчать. А если уже серьезно, то какой тут толк. Ее сократят года через четыре. Куда потом? Поговорил с ним, он меня знает, знает, что хвалиться не буду, но дело делать могу. С директорами теперь тоже непросто. Ну и дал школу. В Каменке. Десятилетка, центральная усадьба.

— Да, новостей у тебя…

— Но к вам я в общем-то по делу. Едем со мной.

— Серьезно?

— Конечно. У меня тебе воевать не придется. Работай и делай что хочешь.

— Ты думаешь?

— Ну а зачем тебе все это? Зачем все усложнять? И с квартирой будет порядок — не надо будет строить детективы с Сидоровичем.

— Какие детективы?

— Ну, как вы в квартиру поселились. Это вы с ним хитро придумали.

— Что придумали? Он сказал директору, что зав. УПК не приедет — что-то с документами у него не так. Вот и заселились.

— Так ты сам не знаешь? Это же Сидорович нарочно все придумал с документами. А когда вы заселились, уже поздно. Стали Сидоровича ругать, а ему-то что. Все знают, на нем школа держится. А вам ничего никто не сказал. Ну, с Сидоровичем вам повезло. Только все равно подумайте, и поедем. А, Оля?

— Я-то не против, но у нас вот голова, — кивнула она на Сергея Андреевича.

* * *

Вечером Ольга Ивановна и Сергей Андреевич сидели за столиком у книжной полки. На столе стояла лампа и светила ровным, мягким светом.

— Я же сказала, я не против. Подумай сам. Нам по двадцать пять. К тридцати нужно как-то устроиться в жизни. Саше скоро в школу.

— Меня тоже тянет бросить все и поехать. Только все думаю — вот в этот раз переехали, а проблемы остались. От них, наверное, не уедешь. Неужели нельзя добиться своего?

— Можно. Помнишь, моя мама говорила, если есть здоровье и желание его загубить — добивайся. Только здоровье одно. Посмотри на Пенкина. Где его здоровье? А ему еще пять лет до пенсии. Вчера на месткоме предлагали путевку для язвенников. Сидорович говорит: «Езжайте, может, подправите здоровье». А он махнул рукой: «На что оно мне теперь, здоровье?»

— Но и ездить все время, гоняться за чем-то…

— Раз есть возможность устроиться получше, глупо отказываться. Хоть не надо будет с директором ссориться.

— А если придется? С этим хоть просто, а с тем как? Благодетель.

— Ну это уже подло, так про Колю говорить. Он же все для нас…

— Да я не про Колю, я в общефилософском смысле, вообще.

— Ты много лишнего философствуешь — все вообще, а жизнь, она конкретна.

— Ну ладно, прости. Я и сам почти не против. Поедем. По крайней мере, подумаем.

* * *