Любить и верить

Базар, просыпавшийся из века в век, каждое воскресенье в пять часов утра, привязывал к Рясне десятка три деревень. В деревнях пахали и сеяли, рожали и умирали, а поросят и хлеб возили в Рясну, меняли на медь и серебро или на бумажную ассигнацию. В Рясну отправлялись и узнать, что творится на свете, показать себя при случае богатым человеком или отсидеть в «холодной», а иногда, разорившись, перебирались сюда просить у церкви милостыню.

Время, изменившее этот мир, несмотря на бездорожье, пришло и в Рясну. Деревни по округе отошли к разным колхозам, сама Рясна, побыв в чине местечка, оказалась разжалованной до простого села. Изменялся мир, изменялись люди — все изменялось.

Но все же места эти объезжали и объезжают по рельсам через Оршу, по асфальту на Кричев.

И школа в бывшем помещичьем доме, почта, дюжина магазинов и магазинчиков, а главное, базар по-прежнему притягивают к себе окружающие деревни.

Я приехал в Рясну после распределения и долгое время работал в школе. Дети в нее собирались со всей округи, самые дальние километров за десять. Добирались всегда пешком, зимой после метелей шли от каждой деревни гуськом, выставляя вперед двух-трех самых сильных ходоков — торить дорогу. Учителя потом не вызывали их на первом уроке — чтобы отдохнули.

А взрослые собирались сюда раз в неделю — на базар. Торговали и покупали, встречались с учителями, рассказывали и расспрашивали. Воскресенье давало выход энергии, обнажало глупость и жестокость, а другой раз мудрость и доброту, воскресенье собирало всех вместе и отпускало обратно, заставляя пульсировать жизнь в привычном ритме.

Все это я видел не день и не год, может, поэтому многое стало ложиться на бумагу. Иногда это оставалось рассказами тех людей, с которыми приходилось по случаю сидеть за столом, разговаривать в базарной толпе или на завалинке. Их отношение к событию, тон и язык их повествования — например, об убийстве в соседнем селе или о краже коровы, — так поворачивал дело, что за рядовым происшествием деревенской жизни вдруг вставало нечто большее.

А иногда сами эти люди виделись как будто со стороны, и тогда в живущем рядом чудаковатом учителе неожиданно открывался искатель вечных истин, а за мельканием лиц на воскресном торге вдруг прорисовывалась судьба женщины, в общем-то горькая, но с вечной надеждой на лучшее.