Любить Кеану

Ну, почему это наваждение произошло со мной? Почему он? Почему не официант из моего любимого ресторана? Почему не продавец пирожных в моей проклятой, ненавистно-любимой кондитерской?

Почему какая-нибудь моя знакомая спокойно может любить примитивного лысого примата, вот уже на протяжении восьми лет, и быть при этом безмятежно счастливой, а мне приходится ежеминутно страдать, разговаривая с вот этим совершенством только в моих мечтах! Почему? Почему? Почему?

На протяжения всего фильма меня безостановочно трясло. Ощущение было, будто я пристегнута за руки и за ноги и казнена на электрическом стуле. Только разряд был не убийственной мощи, а легкий и слабый как от батарейки, он гулял по моему телу, вызывая мучительный, колючий озноб. Если бы я прислушалась к своим ощущениям получше, не отвлекаясь на моего экранного доктора, я бы, наверняка расслышала тот характерный гул электричества. Он перетекал от правой ноги, через все тело, голову, руки, мои конечности отнимались, язык проваливался в горло и мешал мне дышать.

Все новые и новые разряды, каждый раз, когда в кадре возникало его лицо. Убили бы меня лучше сразу!!!

Из кинотеатра я вышла на ватных, онемевших ногах. Я не могла говорить, только истерично хихикала себе под нос: все, что продолжали видеть мои глаза, были черты чудесного доктора из фильма.

— Ну, как тебе? — Разомлевшим голосом спросила меня Клара, по пути на парковку, где была оставлена ее машина.

— Я готова на обширный инфаркт, даже с летальным исходом, лишь бы только взглянуть на этого доктора перед тем, как закроются мои глаза! — Мой голос внезапно осип.

Мария, которая все это время ничем не выдавала своего присутствия, кроме бесчисленных походов в туалет за время сеанса, сейчас громко хмыкнула, вложив в свой смешок весь скепсис, на который была только способна.

Клара и я удивленно повернулись в ее сторону. Мария, скривив рот, смотрела куда-то в сторону.

— А тебе, Мария, понравился фильм? — Клара не была в этом уверена, когда задавала этот вопрос.

— Нет. — Мария была совершенно в этом уверена, когда давала ответ.

— Как?

— Полная белиберда. Моментами смешно, но довольно глупо. Без Джека Николсона фильму пришел бы конец. Я только из-за вас оставалась в зале. Пришлось без конца выбегать курить, чтобы как-то скоротать время.

— А как же доктор? — Это не я сказала, это Клара!

Мария недоуменно пожала плечами и фыркнула:

— Если честно, Карина, я вообще не понимаю, что ты нашла в этом Кеану Ривзе. Мне он вообще не нравится. Во-первых, он страшный! Откровенно и неприкрыто безобразный. Китаец какой-то.

— Мария, где твоя толерантность?! — Негодовала даже Клара. Я так вообще, была готова провалиться сквозь землю, чтобы только не накинуться на Марию с кулаками.

Между тем, та с жаром продолжала:

— Ну посмотрите на него! Объективно посмотрите! Вы видели его нос?! — Она сморщилась. — А улыбка? Улыбка у него вся насквозь фальшивая! А про эти маленькие, узенькие, черненькие глазенки, я так вообще молчу! И дерганый весь какой-то! Невротик! Как его вообще взяли на эту роль?

Ее слова повергли меня в шок. Я остановилась как вкопанная и не могла сделать больше ни шагу. Эта девица только что попрала, разве только не истоптала ногами, все то, перед чем я благоговела! Этот нос! Этот боготворимый мною рот! Эти фантастические глаза!!! И эту уникальную, импульсивную порывистость движений, которой не обладал больше никто, которую я в нем обожала!

Насколько же мы, все-таки, узки и субъективны, если совершенство для одного оказывается воплощением безобразия для другого!

— Так, вы знаете, девушки, — Мария увлеклась, и ее было уже не остановить, — у него, по-моему, еще и не все дома! Он весь зашитый-перешитый после миллиона аварий. Вы же в курсе, что он на мотоцикле ездит там, по своему Голливуду? Так вот, он весь, с головы до пят в шрамах, и еще, он не женатый, по-моему, до сих пор, и на публике почти не показывается! Я его фотографии в одной газете видела, так он там просто ужас! Бородатый, волосатый, в каких-то ужасных ботинках! Кошмар! Я вам говорю, он какой-то маньяк. Это точно. И я еще читала, что в каком-то интервью он заявил журналистам, что он — Микки Маус. Микки Маус! Теперь скажите мне, что он не маньяк.

Каждый видит то, что хочет видеть — тщетно успокаивала себя я.

Можно посмотреть на простое куриное яйцо и увидеть в его однородной, каплевидной белизне что— то свое. И быть по-своему правым. Невозможно быть любимым всеми. И не нужно. Она имеет право на свое мнение. Она имеет право видеть в нем то, что ей хочется, и думать то, что ей нравится.

В конце концов, кто такая Мария? Несчастная девушка, которая давно потеряла свою репутацию из-за того, что ходила на сто свиданий и девяносто девять из сотни парней сбежали от нее еще во время ужина в ресторане! Разве можно воспринимать ее слова всерьез!

Но из моего рта рвался бешеный выкрик: «Твой Тод зато не маньяк! Тод, конечно, краше Кеану! Тод! Тод!»

Но я призвала на помощь всю свою выдержку, и бешеный выкрик был с трудом проглочен. Я только икнула.