Любить Кеану

Вернувшись за стол, я положила себе немного креветок и съела их с преогромным удовольствием. Настроение мое, странным образом улучшилось, и меня вдруг потянуло на добрые дела.

Ева сидела рядом с довольным видом и курила длинную, золоченую сигарету.

— У тебя все в порядке? — Многозначительно спросила я.

Она поглядела на меня с некоторым удивлением, и коротко ответила:

— Да.

После этого односложного ответа, (извините, а чего еще я ожидала?) у меня на время пропало желание творить добро.

Через полчаса торжественно вынесли торт. Именинник хохотал, горели свечи, летели конфетти и серпантин, Донни вертелся вокруг Джулиана, потом они вместе свечи гасили, раздувая щеки как хомяки, и загадывали желания. Потом все аплодировали, шампанское вновь полилось рекой, официанты начали разносить торт гостям, половина из которых тут же вновь кинулись танцевать, а другая половина были уже так пьяны, что танцевать попросту не могли, поэтому поглощали торт.

Ева придвинула ближе к себе тарелку с куском торта, от которого я благоразумно отказалась. (Спасибо, Кеану! Я держу данное себе обещание!)

Она жадным взором проводила поднос с другими кусками, которые официант понес на соседний столик.

В этот момент, добродетель вспыхнула во мне с былой силой:

— У тебя точно все в порядке? — Еще более многозначительным тоном чем прежде, спросила я.

Ева вновь глянула на меня с удивлением, и на этот раз ответила вопросом:

— А что?

— Ну-у… — растерялась я. Нельзя же было так просто спросить «ты — обжора?»

— Почему ты спросила? — Ева потянула ложку с тортом ко рту.

— Я…ты только ничего не подумай… понимаешь, — я изо всех сил старалась быть женщиной, которой можно доверять, — мне показалось, что…ты…

Взгляд Евы сделался недовольным, ложка застыла у самых губ:

— Говори скорее, пожалуйста, в чем дело?

— Короче, мне показалось, что ты страдаешь булимией! — Скороговоркой выпалила я.

На лице моей собеседницы отразилось изумленное недоумение:

— Что? Чем я страдаю? — Ложка опустилась назад, в тарелку.

— Булимией. — Повторила я. Я уже от всего сердца жалела, что завела этот разговор. Но путей для отступления у меня уже не оставалось. Ева была заинтригована и разозлена.

— Что такое булимия?

— Н-ну, это такая…болезнь, вернее,…расстройство…

— Какое такое расстройство? — Ева старалась не повышать голос, чтобы наш разговор не услышали посторонние, но ее шепот был уже истеричным.

— Это такое расстройство, когда очень много ешь и не можешь остановиться.

— Что?

— А потом идешь в туалет и плюешь все в унитаз… — Господи, как бы мне исчезнуть! Надо было держать язык за зубами.

Ева некоторое время смотрела мне в глаза с недоумением. Потом, может быть, она заподозрила что-то, и ее взгляд сделался надменным и даже презрительным:

— А тебе до этого какое дело?

— Понимаешь, в этом нет ничего стыдного…

— Стыдного? — Она нервно забарабанила пальцами по столу.

— Не хочешь поговорить?

— Поговорить? С тобой? О моих проблемах? Да кто ты такая? Я тебя даже не знаю!

— Подожди, дослушай меня!

— Не собираюсь я ничего слушать! Знаешь, что я тебе скажу, милая…

— Подожди, не говори ничего! — Оборвала ее я. Когда она узнает, что я страдаю тем же, она успокоится. — У меня то же самое! Поэтому я заговорила с тобой об этом. Я не намеревалась лезть тебе в душу.

— Она не намеревалась лезть мне в душу! Вот, чудачка! — Внезапно расхохоталась девушка. — И ты, такая серая, такая невзрачная плебейка, хочешь сказать, что поступаешь, как истинные патриции, с золотым блюдом и павлиньим пером? Так я тебе и поверила! Захотела примазаться к нам, прекрасным и привилегированным? Да известно ли тебе, замухрышка, что это, как ты говоришь, расстройство дано познать только особам голубых кровей?! Это болезнь королевских особ! Пировать таким образом — удел царей и аристократии, а не каждого встречного поперечного лакея! Нечего мне тут лапшу на уши вешать! — Яростно шептала мне Ева, все еще не желая, чтобы остальные становились свидетелями нашей дискуссии.

— Это совсем не так! — Такого поворота я никак не ожидала. Ее слова ошеломили меня настолько, что на мгновение я даже потеряла дар речи. — Ты ошибаешься! Это болезнь! Нервное пищевое расстройство! Это надо лечить! Давай поговорим!

Ева смерила меня брезгливым взглядом, потом вскочила, схватила свой бокал и сумочку, и очень громко крикнула:

— Да, пошла ты, сучка! — Удаляясь прочь, она вышагивала горделиво, и я, как громом пораженная, продолжала смотреть ей вслед, пока ее заключительная реплика еще звенела в моих ушах: «Пошла ты, сучка!»

— Что произошло? — Подскочил ко мне Джулиан, ибо заключительную реплику засвидетельствовали все гости дня рождения Джулиана.

— Не хочешь зла — не делай добра. — Почему-то сказала я и жестом дала ему понять, что не хочу продолжать этот разговор.

Я вернулась домой далеко за полночь, усталая, обиженная и удрученная мыслью о том, что никогда больше не стану совершать гуманных поступков и пытаться помочь кому-то в проблеме, которую пока не решила сама.