Хватаю сумку покрепче, собираясь в случае чего обороняться ею, и рывком отталкиваю от себя дверь, врываясь внутрь. Собираюсь отчаянно звать Митю, но… этого не требуется.
Замираю в тесном коридорчике. Руки бездушными хлыстами падают по швам, сумка валится на пол. Колени немеют, а во всём теле появляется такая странная боль, которую даже болью, по сути, назвать нельзя, это нечто похожее на полное опустошение. Словно нет внутри меня ничего больше. Как нет и чувств, эмоций, ощущений… Вот только что было всё это, а потом раз… и пропало куда-то.
И думаю, навсегда пропало. Больше не вернётся. Тело моё навсегда останется пустым – выпотрошенным, вывернутым наизнанку, обездушенным.
Но, кажется, я слегка ошиблась и лицо моё ещё не застыло бесчувственной маской… Это как гром и молния, сначала мы видим картинку и лишь потом слышим звук. Вот и лицо моё сейчас выражает тот самый «звук», что пришёл чуть позже картинки… А картинка и вправду хороша!
– Спасибо, что присмотрел за ней, парень. Слово я своё сдержал, оплату твоего труда, так сказать, произвёл. – Это последнее что я услышала. А затем воцарилась гнетущая тишина.
Мама, папа и Митя. И все трое в полной растерянности смотрят на меня.
– Крис, котёнок… привет, – говорит папа бездушному существу, что замерло у дверей. Нет… не мне. Потому что я вижу всё это будто со стороны. Я не хочу, чтобы говорили со мной, но я должна слышать. Должна, хоть и без того всё понимаю.
Это была ложь. Всё это – была ложь. От начала и до самого конца.
– Котёнок, – ласково улыбается отец, подходит ближе, растерянно и будто бы с неким сожалением заглядывает в мои стеклянные глаза и мягко опускает ладони на плечи. А я не могу сопротивляться. Я даже с места сдвинуться не могу, дышать не могу.
– Крис, мы тебе всё объясним, – нервно посмеивается мама. – Всё замечательно! Просто чудесно!
– Котёнок? – вновь зовёт папа. – Посмотри на меня. Всё хорошо, слышишь? Не случилось ничего плохого. Ты выслушаешь меня и всё-всё поймёшь. Обещаю.
Не хочу на него смотреть. Не хочу слушать.
Не хочу смотреть на маму. Не хочу её слушать.
Хочу смотреть лишь на
А Митя в ответ смотрит, не прячет взгляд, но я не могу его прочесть, потому что в его глазах нет ничего, ни единой эмоции. Нет ни сожаления, ни вины, ни облегчения, – лишь пустота. Какая-то холодная, засасывающая в себя пустота.
– Я взяла твой чемодан, Крис. Это все вещи? – будто бы далёким эхом до сознания доносится голос мамы. – Мы прямо сейчас едем в гостиницу и там обо всё поговорим, хорошо? Скажи Мите «пока». Крис?.. Эдик, что с ней, почему она не реагирует?
Потому что я всё ещё смотрю на него. На Митю! Пытаясь разглядеть хоть одну эмоцию на его застывшем камнем лице. Хотя бы одну чёртову эмоцию! Дай же мне её! Дай!!!
– Мы уходим, – звучит голос папы, его рука обхватывает меня за плечи и мягко толкает к двери. – Пойдём, Крис. Поговорим в гостинице. А ты изменилась, похорошела, – усмехается.
Как сейчас можно смеяться?
Разве можно сейчас смеяться?!! Они что, не понимают?! Не видят ничего? Я умираю! Прямо у них на глазах умираю!
– Скажи, – и даже свой голос призрачный будто со стороны слышу, замерев на пороге двери. Продолжаю искать ответ в его пустых глазах, но не нахожу. – Скажи мне! – скрипучим голосом с надрывом. – Скажи, что это не правда! Скажи, что всё не так! Скажи, что не присматривал за мной по просьбе отца! Скажи, что он не заплатил тебе за это! ЗА МЕНЯ! СКАЖИ!
Молчит.
– Пойдём, Крис. Всё будет хорошо, успокойся, котёнок.
– А вы с Алиной стоите друг друга. Идеальная пара! – выплёвываю с омерзением и хлопаю дверью квартиры, в которой запираю свои чувства. В которую больше ни за что и никогда не вернусь.
***
Всё оказалось проще некуда. Ну, или мне просто настолько всё равно, что принимается гораздо легче, чем могло было быть. Какая разница в том, какую информацию запихивать в опустошённого человека?.. Нет никакой разницы. Потому что и внутри ничего нет.
На самом деле – со слов отца, – он сбежал не по собственной воле, а потому, что так сложились обстоятельства. Следовательно, и побегом его поступок можно назвать с большой натяжкой и это – уже слова моей расцветшей на глазах, но такой глупой матери. И за-за той истории с долгами и не особо законопослушными людьми, которым отец задолжал, а также с коллекторами, ему пришлось залечь на дно и решать проблемы так, чтобы не наломать ещё больших дров. Моего отца окружили со всех сторон, и это могло сказаться на нас с мамой, поэтому выходом стала инсценировка папиного побега (для нас и ближайших друзей) и тайная ссылка нас с мамой в маленький городок в глуши России.