Любить Нельзя Бояться. После насилия

Стоит сказать, что у нас была старшая сестра, Ольга. Она обучалась в университете и дома была редко. Может быть, Оля и принимала участие в нашем воспитании, но я мало что помню о ней именно из раннего детства. Для меня она была неординарной личностью: автономная, авторитетная, артистическая, даже легендарная. Мне всегда казалось, что она обладала незаурядным талантом руководить другими людьми, оказывать на них значительное влияние, вплоть до решения их судеб. Она всегда хотела отличаться от других. Ольга любила кроить одежду для себя в стиле, которого не было ни у кого. За одно и мне с Тасей выпадал шанс иметь в своем гардеробе стильный детский сарафанчик или моднючие шортики на подтяжках. Я гордилась тем, что у нас в семье был личный кутюрье. Когда она была дома, то часто проводила время со своими школьными друзьями. Иногда это длилось до поздней ночи. Помню, как однажды мама сильно переживала, что она не вернулась с дискотеки в назначенный час, нам пришлось задействовать соседей в ее поиске. Позже выяснилось, что она с друзьями пошла на речку встречать рассвет.

Семейные правила о том, что дети не смели возвращаться домой поздно ночью, в нашей семье не обсуждались. Это было как-то очевидно. Да и многие другие темы, такие как половое воспитание или разговоры о сексе в моей семье были табу. Может мама боялась, что ее дочка живот нагуляет, так и не завершив учебу? Если это так, то ее опасения могли быть оправданы. Но Олечка отличалась боевым характером и никогда не давала себя в обиду. Она четко выражала свои мысли и часто констатировала факты, не укладывающиеся в сознание моих родителей. Что думала, то и говорила. Ведь правда-матка слух режет и заставляет задуматься. И Оля часто критиковала маму не для того, чтобы ей сделать больно, а чтобы восстановить справедливость.

Семья – это очень специфическая среда, наделенная определенными ценностями и традициями. Когда эти традиции нарушаются, люди старых порядков впадают в панику. Ведь для них семья – это ячейка общества, связанная духовно общностью быта и взаимной моральной ответственностью. Представьте, один из членов этой ячейки начинает мыслить и поступать по-другому. Это же саботаж! Нужно срочно ввести запреты и наказания за их нарушения. Так возникают семейные правила, которые не обсуждаются. И взрослым членам семьи от этого легче. Не надо распинаться перед ребенком «что и почему?» Этому они в школе научатся. Только в советской школе, на мой взгляд, запретов и законов было еще больше, чем в семье. Государство пыталось на корню задушить инакомыслие.

Мои родители имели своих «скелетов в шкафу». И именно на то, о чем им было стыдно говорить, они и накладывали табу. Умалчивали, недоговаривали, пытаясь сослаться на правило «жизнь научит». О Многих вещах мы не говорим в семье не потому, что нас кто-то научил, что это делать нельзя, а потому, что нам это даже не приходит в голову. В советских семьях не могло идти и речи о половом воспитании. Даже в учебниках биологии репродуктивная система не была представлена в полном объеме. О том, что такое клитор, а тем более, что его можно мастурбировать, я узнала намного позже. Подростковый кризис у меня начался не в двенадцать-пятнадцать лет, как у многих подростков, а уже после двадцати. Пока наши сверстники гуляли на дискотеках, мы с Тасей и думать не думали высовываться на улицу, да еще с незнакомыми мальчишками. Чрезмерная застенчивость отрицательно сказалась на развитии наших отношений со сверстниками и обществом в дальнейшем. Да и играя постоянно вдвоем, мы ни в ком не нуждались.

Мама была ярким примером консервативного воспитания. Воспитывая нас в этом духе, она неосознанно манипулировала моим чувством вины, брезгливости и страха. И я ее прекрасно понимаю и ни в коем случае не критикую. Наличие запретов и отсутствие логического объяснения на «интересные» вопросы приводят к тяжелым психологическим последствиям. Поскольку в голове ребенка формируется ложная форма поведения, при нарушении которой он чувствует себя грешником. То есть вы видите, что в воспитании ребенка с колыбели присутствуют понятия «плохо и хорошо». Но ни один родитель не задумывался над тем, что эти нормы относительны.

Только в тридцать пять лет я поняла, что опыт, который мы получаем от жизни, не важно положительный или отрицательный, становится приобретением, данное нам судьбой. И мы как личность испытываем по отношению к данному приобретению те или иные чувства. Они могут восприниматься нами положительно или отрицательно. И чтобы понять, что тебе нравится или не нравится, надо это испытать, примерить на себе. И только потом говорить – вот это для меня норма, а это нет, конечно, не ущемляя стандарты и восприятия других личностей.