Любить нельзя

– Что-то случилось? – обеспокоенно уточнила, расстегивая куртку с отправляя ее на заднее сиденье к рюкзаку. В салоне безумно жарко – печка включена почти на максимум.

– Что сказал Егор? – спросил он тоном, не терпящим возражения или же увиливаний.

– "Передай Марку, чтобы хорошенько подумал, прежде чем что-то делать. Потерять статус безболезненнее, чем лишиться чего-то более ценного", – процитировала я и, помрачнев, потребовала ответа: – Что вообще происходит?!

Лицо брата после моих слов стало походить на непроницаемую ледяную маску. Ни одна мышца не дернулась. По нему понять, о чем он думал, не сумела.

– Марк, ты снова темнишь, – подавленно произнесла я.

– Поля, а ты снова, мягко говоря, поступаешь непредусмотрительно, – парировал он устало, заводя авто и вливаясь в поток машин. – Жду рассказ. Как получилось, что ты пошла с этой су… с Гошей в кафе?

Я открыла рот, чтобы съязвить, но запнулась, встретив его взгляд в зеркале заднего вида. Что-то было в нем такое, что я безропотно поведала ему обо всем. Даже упомянула Карину, сообщив, что именно она организовала "анонима" и видео тоже было ее. Брат слушал меня внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, и лишь когда я завершила свою речь, он глухо простонал:

– Черт, Полина! Почему нельзя просидеть хоть один день без приключений?!

– А почему тебе нельзя хоть один день обойтись без тайн?! – в свою очередь парировала я. – Ты что-то знаешь, но не хочешь мне говорить. Это связано с Гошей и Кариной, верно?

– Поля, – срывающимся голосом прошипел Марик, явно стараясь взять себя в руки. Выходило откровенно хреново. – Ты просто не понимаешь…

– Конечно, блин, не понимаю, – разозлилась я. – А что мне понимать, если ты не желаешь мне дать шанс помочь?! Я не маленькая девочка и от осознания, что мир отнюдь не белый и пушистый, истерики не случится.

Он не ответил на мои вопросы. Снова. Лишь бросил недовольно:

– Дома пообщаемся.

Я, как и всегда, стучалась в неприступную стену.

Некоторое время мы ехали молча по полупустой трассе. Я смотрела из окна на мельтешащий пейзаж и низкое серо-фиолетовое небо, налитое искрами винного пламени отгоревшего заката. Впервые за последние месяцы мне до зуда на кончиках пальцев захотелось взять в руки кисти и краски, чтобы перенести увиденное на холст. Я не рисовала уже давно – просто не чувствовала в себе сил для этого.

Внезапно плавная езда прервалась стремительным поворотом в другую, противоположную от нашего дома, сторону. Не проехав и трех метров, Марик резко нажал на тормоз, совершенно не заботясь о сохранности шин.

– Ты чего? – недоуменно вопросила, переводя дух. Как же хорошо, что брат самолично каждый раз застегивает на мне ремень безопасности, иначе я точно бы заработала себе парочку шишек!

Марк отчего-то тяжело дышал. Сжал до белых костяшек и отчетливо слышного скрипа руль. Выдохнул сквозь стиснутые зубы струю воздуха, а затем, снова погружая пятерню в челку и несильно оттягивая волосы, произнес хрипло:

– Испугался. Представил, что бы… – качнул головой, будто прогоняя наваждение. – Забей. Дай мне пару секунд, и мы поедем дальше.

– Чего, Марик? – встревоженно спросила, подаваясь ближе к нему и осторожно касаясь его напряженной руки ладонью. Вздрогнула, когда от соприкосновения ударило током, вызвав легкое покалывание, но отдернуть конечность не смогла – Марик переплел наши пальцы. Чуть погладил внутреннюю часть запястья.

– Марк, ты будто горишь… – ахнула я и расположила свободную руку у него на лбу. Горячем, покрытой испариной. – Простыл? Нет, точно простыл – у тебя температура! Черт! Ну как так можно? Ты совсем не следишь за своим здоровьем…

– Все. Я больше не могу, – глухо простонал Марк.

– В смысле? – нахмурилась. Ему плохо? Что он не может? Дважды черт!

– Не могу терпеть, – его голос окончально охрип.

Миг – и я оказалась в кольце его рук, вжатая в его действительно очень горячее тело до легкой боли. А мои губы, приоткрытые для возмущенного оклика, накрыли его. Мое немое негодование он выпил, как и все остальные чувства, оставляя лишь свое дыхание – чтобы не задохнулась. Он целовал алчно, исступленно, при этом сжимая в объятиях так, словно не мог до конца поверить – я с ним.

– Марк, ты что творишь?! – едва парень на миг отстранился, чтобы перейти с ласками на шею, прошипела я. Или прохрипела, потому что и меня захватил тот огонь, что медленно сжигал Марика дотла. И я теперь пылала, зажженная чувствами, которых не должно быть.

Вместо ответа снова жаркий, лишающий воли поцелуй. Жадный, быстро сорванный с губ, но настолько приятный, что я на несколько секунд забываю, что вообще-то сопротивлялась и возмущалась. Я и имя свое готова забыть. Забыть все, чтобы помнить лишь этот миг.

– Марк, перестань, Марик… – попросила, где-то внутри надеясь, чтобы не переставал.

О, Боже…

Его язык скользнул в мой рот, столкнулся с моим, затем…

– Прекрати! – это даже не просьба – стон. Не знаю, чего – удовольствия или сожаления.

– Прекратить? Не сейчас, не в этом мире и не в нашем случае.

– Нам нельзя, – не оставляла попытки вразумить его. Или себя? Кого я пыталась убедить?