Любить ненавидя

И все-таки спал Ленька тревожно. Сон состоял из какого-то кошмара. Да и не сон это был, а тягучий, истошный бред, разогнавший все радостные воспоминания, так удивительно, сладко убаюкавшие его. Бред, оставивший смятение в его душе, когда он наконец проснулся от грохота кастрюль, упавших на пол в находившейся через стенку норе-кухоньке. Он резко открыл глаза, и никак не мог сообразить, действительно ли они вскакивали среди ночи, долго наощупь искали выключатель, потом, уже при свете, сметали с простыни полчища черных точек-клопов; потом ворочались, вглядываясь в темноту комнаты, туда, где за занавеской спала хозяйка квартиры. Или же это все-таки было только бессознательным гадким видением, кошмарным сном, перепутавшим в его сознании явь и галлюцинации.

Утром студенты собирались впопыхах. Умылись над местами поржавевшим, ставшим темно-коричневым от ржавчины умывальником, поливая друг другу на руки воду из алюминиевой кружки. Вытерлись своими же носовыми платками, брезгуя прикоснуться к заботливо протянутому им Марией Ивановной не первой свежести вафельному полотенцу. Отказались от приготовленного хозяйкой чая и, положив перед ней на стол два рубля и обещая вернуться вечером с вещами, стремительно выскочили из квартиры.

ГЛАВА 3

В каких лишь передрягах ни бывал,

А вот за жизнью все ж не успевал.

Шум в коридоре все нарастал, и это окончательно отвлекло начальника райотдела полковника милиции Василия Петровича Троцюка от изучения отчета о результатах работы за прошлый месяц. Он недовольно поморщился, отложил в сторону ручку и, широко расставив руки, с удовольствием потянулся. Сняв очки и небрежно бросив их на стол, Василий Петрович начал усердно растирать пальцами переносицу, на которой грубой красной полосой отпечатался след от оправы.

Начальник райотдела был старым, закоренелым милицейским волком. Еще бы. Считай, вся сознательная жизнь прожита в погонах. Да и не получалось тогда, в молодости, иначе. Он, простой сельский парень, вырос в довольно крепкой, дружной, работящей семье. Отец сутками, особенно в посевную да во время сбора урожая, пропадал в поле, мать – на ферме. Когда Василий перешел в седьмой класс, отец начал брать сына с собой в качестве своего помощника, помощника комбайнера. Эти чудные годы Василий Петрович всегда вспоминал с благодарностью. Романтика! Весь день, а иногда и целые сутки в кабине комбайна. Тяжело, трудно, но в то же время как-то радостно на душе.

Днем солнце в июле палит нещадно, пыль за комбайном разлетается легкими, едкими облаками. Ночью на небе мигают звезды, словно посылают приветы из далеких галактик, а ты метр за метром, гектар за гектаром меряешь бескрайнее поле, собираешь урожай. Вершишь трудовые подвиги. Отдыхать некогда – собрать пшеницу нужно вовремя.

Руки комбайнеров загорелые, лица в пыли, а на лицах – улыбки. Василий, возможно, больше никогда в жизни столько не смеялся, столько не радовался, как тогда, сутками трудясь в поле рядом с отцом.

А днем самое прекрасное время – время обеда. Горячую, вкуснейшую, с пылу с жару еду привозят прямо в поле. Женщины снимают с повозки кастрюли, раскладывают тарелки, ложки-вилки. Мужчины степенно, кряхтя, рассаживаются за длинными столами, о чем-то переговариваются, спорят, что-то доказывают друг другу. Молоко на столе свежее, прямо с фермы. А как же здорово просто губами приложиться к бидончику, ощущая, как холодные струйки стекают по подбородку. Картошка ароматная, над ней расходится пар. Огурцы, помидоры, охапки лука – только-только с грядок. Не бывает ничего вкуснее этой, на первый взгляд, простой еды. И пусть тебе лишь четырнадцать, но чувствуешь себя здесь взрослым, закаленным, этаким мужичком, готовым не то что сутки трудиться, горы свернуть.

А еще вспоминается, как с отцом в лес отправлялись на мотоцикле с коляской. И вел мотоцикл не отец, а Василий. То-то радости было – сам за рулем по лесной дороге. И лишь ветер в ушах свистит. И лишь сосны по сторонам мелькают, разбегаются в стороны, раскрывают перед ним свои объятия. А воздух пропитан сосновым ароматом.

Еще навсегда отпечаталась в памяти утренняя рыбалка с отцом. С вечера ложишься, но не можешь заснуть, потому что не можешь дождаться той самой утренней зорьки, когда над рекой нависает почти что невесомый туман, когда солнце еще не взошло, а лишь яркими красками озарило верхушки деревьев, выглянуло краешком, будто играя в прятки с рыбаками. А они расположились на берегу реки и сидят, молча, задумчиво, ожидая клева.

И вот поплавок, до этого мирно качавшийся на спокойной воде, начинает подрагивать: сначала изредка, затем все больше и больше, и наконец стремительно ныряет вниз, словно стрелой пронзая водную толщу. И уже подскакивает на траве, снятый с крючка, лещ, все еще надеясь вернуться в свою родную стихию.