Любите ли вы САГАН?..

Образ легенды, страсть к скорости, алкоголю, ночным кафе, огромные тиражи ее книг часто уводили критику и читателей от настоящих причин, заставивших Саган написать первый роман «Здравствуй, грусть!» и затем продолжать сочинять. Творчество занимает в ее жизни гораздо большее место, чем представляют себе критики. «Для меня это единственный критерий, — сознается она. — Считаю это единственным, активным признаком того, что я существую, и в то же время единственной вещью, которую мне чрезвычайно сложно осуществить. Это настоящее испытание — каждый раз все переделывать заново, это двигатель, имеющий единственное преимущество — он никогда не дает мне успокоиться на достигнутом. Это тайная область, почти священная. Книга, — заявляет она, — сделана из молока, крови, нервов, ностальгии, при участии других людей, вот так! Это все равно что ходить по незнакомой, но прелестной стране — одновременно разочаровывает и возбуждает». Сюжет романа может возникнуть в любой момент совершенно непостижимым образом. Что до персонажей, то сначала они возникают перед Франсуазой, словно неясные контуры, смутные силуэты в пастельных тонах. Начать писать роман значит взять в проводники незнакомцев и не знать, куда они вас приведут. Бесполезно искать общие черты с Жаком Куарезом, Жаком Шазо, например, и героями, вышедшими из-под ее пера. Даже если они и похожи на них иногда, Реймон, Сирил, Ален, Аллан, Эдуар или Бернар остаются плодом ее воображения. «Ни один из них не похож на реально существующее лицо, скорее наоборот, — уточняет романистка. — Это мои вымышленные персонажи, которые только усложняют мои отношения с реальными людьми». Но после того как образы конкретизируются, они начинают занимать более важное место в ее повседневной жизни. Они отвлекают ее во время дружеских вечеров, а иногда могут разбудить среди ночи. Тогда, в темноте, на ощупь, она ищет обрывок бумаги и карандаш, чтобы сделать какие-то наброски. Сидя перед чистым листом бумаги, который становится в ее глазах «общественным врагом номер 1», среди ночи в Париже или после полудня в провинции, она делает размашистым движением первые наброски, которые, вероятнее всего, уничтожит. Когда роман написан, она перечитывает его, чтобы уравновесить фразы, уменьшить количество наречий, проверить ритм. Франсуаза Саган очень внимательно относится к этому последнему пункту. Эта «тихая мелодия» — ее отличительный признак. «В каждой фразе романа количество нот не указывается, но можно очень легко почувствовать, хромает ли фраза, если напечатать ее на машинке или произнести вслух», — констатирует романистка. В отличие от большинства писателей Саган не заклинивается на одном слове, поскольку слово, считает она, лишь средство для выражения мысли: «Ювелирная работа по плечу только ювелиру». Повторение или ошибка не смущают ее. Именно поэтому критика не раз называла ее романы «небрежными». Были и такие, кто обвинял ее в том, что ее герои праздные, что их чувства — самые приземленные. Для Франсуазы Саган самое главное, как они будут описаны и восприняты. Короткое повествование, редко превышающее сто восемьдесят страниц, стиль живой и легкий, всем известные чувства: скука, одиночество, ревность — вот, очевидно, некоторые из причин огромного общенародного успеха романов Франсуазы Саган.

Она пишет, не составляя плана, и ее трудности — часто результат отсутствия этой канвы. Под ее застывшим пером сюжет перестает развиваться, а герои пребывают в нетерпении. Тупик — это унижение. Иногда вдохновение приходит при употреблении алкоголя. Саган считает, что тогда «ум просветляется, как если бы речь шла об исповеди». В этой спровоцированной эйфории она может написать до десяти страниц меньше чем за час. Когда произведение закончено и перечитано, остается найти ему название. Это целое искусство, но Франсуаза Саган им владеет блестяще. Названия ее произведений не раз вызывали восхищение ее собратьев по перу: «Здравствуй, грусть!», «Смутная улыбка», «Через месяц, через год», «Скрипки, звучащие иногда», «Синяки на душе»…

В отличие от романа, являющегося свободным упражнением, написание пьесы для театра — это совсем другой вид творчества. Правила здесь определены заранее: необходимо единство места и времени. Первое ее восхищает, второе — отвлекает. «В театре существуют свои рамки, и ты знаешь, куда идешь, — объясняет автор «Замка в Швеции». — Дело подходит к концу, к нарастающей драматической кульминации, и есть пути, по которым ты обязан следовать. Избыток ограничений и избыток свободы приводят к тому, что пьеса сама по себе уравновешивается. Это гораздо проще, чем написать роман».