первый привал ближе к полудню, когда солнце забралось в
самый центр неба, и готово было обрушиться на наши
бедные головы невыносимой жарой. Немного перекусив и
утолив жажду, мы незамедлительно продолжили путь.
Как мне вспоминается: никто из нас не хотел сидеть на
месте. Но мы и предположить не могли, что подобное
слепое стремление - это усилившийся зов сокровища. Даже
немногословный капитан, всегда державшийся поодаль,
стал с нами одним целым. Подбадривая нас, он не уставал
повторять, что как только мы заполучим ключ к мечте,
нам будут нипочем все беды и невзгоды смертного мира.
Святой Гипси, как он ошибался!
Но тогда, мы беспрекословно верили каждому его слову.
Он рассказывал о карте и обозначенной на ней точке, где
находится колыбель наших грез. Желание, которое
осуществится лишь единожды, но навсегда останется с
нами бессменой удачей. Мы кивали, весело перемигивались,
стирая с лица пот. А капитан продолжал методично
подливать масла в огонь нашего нетерпения, - увидеть
самое великое и удивительно сокровище на земле, это ли не
истинное чудо?!
Наиболее активным из нас, как не странно, оказался
Лиджебай. Прилипнув к капитану, будто Сальская пиявка,
он засыпал Бероуза кучей вопросов. Тот охотно отвечал не
чувствуя в том никакого подвоха. Наблюдатель был для
него всего лишь пешкой в этой причудливой игре с судьбой.
Сокровище должно принадлежать только добытчику и
никому иному. Никакие королевские половины, четверти,
трети не способны поделить мечту на составные части.
Капитан понимал это как никто другой, а потому и
чувствовал себя довольно раскованно.
Тогда Бероуз виделся мне настоящим благодетелем и
величайшим меценатом всех времен.
Он позволит нам загадать по одному желанию, даст
шанс прикоснуться к мечте и обрести смысл в жизни.
Каждый из нас, мысленно, уже представлял и лелеял свою
сокровенную мечту. Кто-то воображал пышногрудых
девиц, кто-то несметные сокровища, и только я
погребенный под невероятным грузом снаряжения видел
свою старую речную деревушку, где началось, и так
внезапно оборвалось мое короткое детство.
Только зря я без оглядки верил в благородство капитана –
он был совсем непрост, как считал каждый из нас.
Позже выяснилось - желание может быть лишь одно. И
не делится на десять, двадцать, тридцать или сотню