И что случилось? Бунт, вот что случилось. Что само по себе не было странным. К 1999 году преступность и всяческого рода социальная напряженность превратились в крупнейшую угрозу для страны, но правительство так и не повернулось к проблемам лицом. Поэтому бунты и прочие проявления насилия вспыхивали от любой искры: подорожания топлива и бензина, продуктов, платы за жилье. Другими словами (как утверждают социологи) общий уровень общественной агрессивности достиг кризисного значения. Ни у кого не было приемлемой отдушины для выпуска гнева, и едва такая отдушина появлялась, люди начинали безумствовать.
Статья вызвала бурю, ставшую прадедушкой всех остальных. Раздавались многочисленные вопли о "священности человеческой жизни", но, полагаю, больше всего запугала людей идея об "усовершенствованном человеке". На ученых и конгрессменов стали нападать на улицах. Разгромили три правительственных здания (включая почтовое отделение - Бог знает почему). Уничтожили три жилых комплекса, разграбили и разгромили сто тридцать семь магазинов. Программа по исследованию рекомбинантной ДНК накрылась медным тазиком, а вместе с ней и чьи-то научные карьеры. Потому что грубой силой бунт было подавлять нельзя -копам (спецагентам) пришлось бы убить слишком много людей. Бунтовщиков пришлось умиротворять самому президенту -- что, вполне естественно, и привело к нынешней политике превентивной борьбы с насилием.
А Эвид Парацельс как раз и был одним из тех, чья карьера рухнула. Я предположил, что ему еще повезло в том смысле, что не пришлось заняться вместо медицины компьютерами, и заказал распечатку о его научной деятельности.
Что ж, это ничего не доказывает, но мне стало очень даже любопытно. Тот, кто утрачивает высокое положение, как правило, начинает весьма наплевательски относиться к закону. Так что какая-то исходная позиция перед поездкой в резерват у меня имеется. А если повезет, мне даже не придется притворяться, будто я приехал туда охотиться.
Поэтому выходя из служебной комнаты, чтобы позаботиться о транспорте и деньгах, я уже считал, будто знаю, что делаю (а это, наверное, должно было мне подсказать, что я уже вляпался в неприятности). Но это ощущение быстро прошло. По дороге меня озарило нечто вроде вдохновения, и, завершив дела в бухгалтерии, я вернулся к компьютерщикам и попросил у них распечатку всех нераскрытых преступлений, совершенных в окрестностях резервата. Ответ дал моей так называемой самоуверенности хорошего пинка.
"Шэрон пойнт" находится всего в восьмидесяти километрах от арсенала в Прокьюретоне, где хранится немало устаревшего вооружения (по большей части с 60-х и 70-х годов). Два года назад кто-то ухитрился пробраться в арсенал и прибарахлиться там всякой всячиной -- полусотней винтовок М-16 (и пятью тысячами снаряженных магазинов к ним), сотней автоматических пистолетов "магнум" двадцать второго калибра (и еще пятью тысячами обойм), пятью сотнями ручных гранат и более чем пятью сотнями противопехотных мин различных типов. Вполне достаточно, чтобы снабдить оружием солидную уличную толпу.
Да только смысла в этом никакого не было. В наше время любая уличная толпа -- или террористическая организация, или банда грабителей, если на то пошло -- решившаяся пустить в ход старье вроде М-16, будет за несколько минут порезана на кусочки копами с лазерной пушкой. А кому еще может потребоваться это чертово барахло?
Я уже не верил, что вообще найду в резервате животных. Только охотников, отстреливающих друг друга.
И перед возвращением домой провел полчасика в тире, тренируясь в стрельбе из своего бластера. Так, на всякий случай.
На следующее утро я зашел в отдел снабжения и разжился там "богатой" одеждой и охотничьим снаряжением. Потом заглянул к оружейникам и выписал на себя карабин "винчестер" тридцатого калибра -- самое, на мой взгляд, подходящее оружие для "настоящего" эксцентричного спортсмена: оно требует достаточного мастерства, стреляет старомодными свинцовыми пулями, а не иглами-шприцами или разрывными зарядами, и в каком-то смысле дает "добыче" шанс. Затем проверил в аппаратной, записывается ли сигнал моего передатчика. И отправился в "Шэрон пойнт".
От Вашингтона до Сент-Луиса я добрался на "желобе" (на самом деле это электростатический вагон-челнок, но его называют "желобом", потому что ранние его версии напоминали некоторым романтикам желоба для спуска бревен на северо-западе), но там мне пришлось нанять машину. Это меня вполне устраивало, поскольку мне полагалось изображать богатого охотника. В наши дни машины по карману только богачам -- и спецагентам на задании (цены на бензин настолько высоки, что большинство людей имеет шанс сесть за руль лишь во время субсидированных правительством автогонок). Но большого удовольствия поездка мне не доставила. Во-первых, не такой уж я опытный водитель (практики у меня маловато). А во-вторых, в Сент-Луисе лил проливной дождь, и триста километров по темным холмам Миссури я ехал словно под водой. Это замедлило меня настолько, что к резервату я подъехал уже когда стемнело.