Это был самолет со своим кинотеатром, застланный шкурами леопардов, с рестораном, в котором нас кормили свежайшими экзотическими фруктами, и, конечно же, тут были настоящие спальни! Лететь 9 часов. Президент может и поспать.
И мы спали! На настоящих кроватях! В самолете. Спальные места, диваны, кинозал, бар – ананасы, персики, бананы, виноград… Мы буквально как дети себя вели – все с восторгом изучали, расселись по диванам, объелись фруктов, насмотрелись кино… Поспали, а потом проснулись, сходили в душ и пошли смотреть кино в кинотеатре.
Прилетаем в Африку. Выходим из самолета, и я понимаю, что я вижу впереди себя какой-то целлофановый занавес. Но это был не занавес. Это был тропический ливень. Ничего подобного я больше никогда не видела. Он лил настолько плотной стеной и настолько внезапно и резко прекращался, что казалось, что это что-то искусственное.
Но это был дождь. Мы испугались за свой концерт. Потому что вечером мы должны были выступать на главной площади столицы Гвинеи – Конакри. Под тропическим ливнем?
И тут я вспоминаю Казань. Дождь, который там шел с самого утра сплошным потоком, концерт, который должен был пройти на площади… И я почувствовала, как меня ведут на второй кармический круг. Я понимаю, что это не просто так. Что мироздание хочет мне что-то показать, что-то сказать, может быть, чему-то научить. Может быть, этим ливнем, а может быть, тем, что я заметила эту повторяемость.
– А как быть с дождем-то? – спрашиваю я, показывая рукой. – Мы-то ладно, но аппаратура, даже если мы её накроем, она в такой влажности быстро выйдет из строя.
– Не волнуйтесь, ребята! Тут эти вопросы решаются по-другому, – сказал нам организатор.
– Как? – спросили мы. – Позовете Лужкова разогнать вам тучи самолетом?
– Нет, – ответил он. – Не Лужкова. Шаман местный приедет. Колдун.
Мы все переглянулись и единогласно решили, что жара не способствует здоровому мышлению местных жителей. Даже не коренных, а русских. И пошли спать.
Когда проснулись, было три часа дня. Дождь все еще лил. То прекращался, то через 15 минут начинался снова.
Вскоре, после того, как мы проснулись, к нам в отель забежал мальчишка лет десяти – рассказывал что-то на ломаном английском и на своем родном, пел, танцевал. Не так уж и хорошо, честно говоря, но подкупал тем, что ребенок – все так искренне, мило. Мы его хвалили, деньги дали, подкормили немного. Он довольный ушел. Через некоторое время прибегает снова – и опять те же номера: песни, пляски, какое-то бормотание. Нам уже, честно говоря, не до него. И выглядит все это уже не мило, а каким-то вымогательством. Мальчишка видит, что мы не поддаемся, думал-думал – и говорит на чистом русском: «Руша – зае*ись, Америка – х**ня!» Руша рассмеялись и снова открыли парню денежный поток из щедрых русских кошельков.
Вообще, сама Гвинея – это удивительная страна. Вокруг рухлядь, трущобы, экономика в плачевном состоянии, а люди ведут себя так, словно живут в центре Парижа. Безумно стройные женщины – просто бери и выпускай их на подиум любого модного показа. Они несут на голове многокилограммовые корзины – и при этом идеальная походка, практически от бедра, и такая же совершенная осанка. А этот поворот головы – такой слегка надменно-высокомерный, и ты даже забываешь о том, что перед тобой не звезда, не светская дама, а обычная африканская крестьянка…
– Дождь же идет, – сообщила я нашим сопровождавшим, когда они пришли, чтобы отвезти нас на площадь.
– Да все нормально, шаман уже прибыл, не волнуйтесь.
Ну не волнуйтесь, так не волнуйтесь, хорошо. Как скажете.
Мы приехали на площадку. Аппаратура стояла под навесами. Все чего-то ждали. Не расставляли её. Понятно. Ведь ливень. Какая аппаратура выдержит такое?
– А чего ждем-то? – спросил Слава.
– Колдуна, – снова ответили местные по-английски. – Сейчас приедет. Остановит дождь, и мы начнем отстройку аппаратуры.
У нас отвисла челюсть. Мы поняли, что это не шутки, и тоже с нетерпением стали ждать.
– Вон там, – показывают сопровождающие. – Видите, там дяденька стоит? Вот он как раз за ваш дождь и отвечает.
Действительно, приехал какой-то старичок. Или не старичок? Он был очень ссутуленным, и поэтому было довольно сложно отгадать его возраст. Это был чернокожий, черный, как смола, человек. Вся голова его была в стильных дредах. Он устроился под навесом, положил на землю подушечку, разложил свои причиндалы: всякие дудочки, четки, зажег какие-то благовония и погрузился в медитацию. Нас попросили не смотреть на него в упор. Да нам и некогда было, мы занимались подготовкой к концерту, лишь иногда посмеиваясь, вспоминали про колдуна.
Когда я вышла из гримерной, меня поразила тишина. Я поняла, что это тишина из-за того, что кончился дождь. Он очень сильно шумел. Очень. И вот – тихо. Я вышла на улицу и поняла, что дождя и правда нет. Стоят изумленные наши люди и смотрят на круглую дыру в небе ровно над нами диаметром где-то с полкилометра. А вдали, севернее, мы видим пелену стены дождя. Мы замерли. Колдун сидел под навесом в своей медитации.
Организатор подошел к нам и сказал: