Потом мы ближе знакомились с нашей собакой, рыбками, черепахой и… сыном, вернувшимся из колледжа. Вечером с работы приехала супруга, вместе ужинали, девочка потихоньку осваивалась, более активно участвовала в разговоре, стала все чаще поднимать глаза, улыбаться, но все так же театрально благодарила за все, спрашивала разрешения на любую мелочь, удерживала прямую спину, не показывала эмоций и нарочито «выкала», что как-то подчеркивало дистанцию между нами.
Перед сном мы с супругой коротко обсудили прошедший день. Жена спросила меня, что будем делать дальше. Я ответил, что не вижу смысла тянуть с гостевым режимом. Мы же не на кинопробы ребенка привезли. Решение явно было принято нами еще до поездки в приют для знакомства. А этот совместно проведенный день только укрепил меня в мысли, что этот «поезд уже не остановить». Жена согласно кивнула, и мы легли спать. Правда, уснуть у меня не получалось еще час, потому что голова была забита цепочками размышлений, планов, сомнений, вопросов.
А утром в четверг я уже звонил в опеку и спрашивал, что дальше. Попросили подъехать вместе с ребенком. Подъехали. Была теплая встреча девочки и сотрудницы опеки. Они давно уже знали друг друга и неоднократно встречались на протяжении последних 3 лет. Спросили девочку о ее впечатлениях, услышали дежурные восторженные отзывы о комнате, нашей живности и о нас. На прямой вопрос о готовности переехать к нам она почти сразу ответила утвердительно. Далее мне посоветовали позвонить в приют и узнать процедуру оформления и выписки ребенка, а сами начали готовить документы со своей стороны.
И тут, как бы невзначай, сотрудница опеки сказала мне, что неплохо бы нам заехать и к бабушке ребенка, познакомиться и согласовать процедуру смены опекуна. Это ввело меня в ступор: разве данный вопрос с бабушкой должен согласовывать я? Ведь ребенка-то мы из приюта забираем, а не из родного дома. Но все оказалось сложнее, чем мы думали. По документам на тот момент опекуном все еще оставалась бабушка, так как ее никто в этом праве не ограничивал, да и не мог, так как законного повода не было. Свое здоровье бабушка поправила, после чего спохватилась о внучке и начала осаждать опеку, прося вернуть ее обратно.
Однако опека была против такого сценария по ряду причин, поэтому без ведома законного опекуна искала альтернативу.
В моей голове стали вырисовываться мрачные картины предстоящего знакомства. От переговоров с родственницей я не ждал никакой продуктивности. Но девочка помогла мне выйти из оцепенения, с оптимизмом предложив сходить в гости к ним домой. Делать нечего, я согласился. Сотрудница опеки позвонила бабушке и предупредила, что мы заедем через пару часов. Ну и благословила нас на успешные «переговоры».
И вот мы стоим на пороге бабушкиной квартиры, а меня все еще терзают смутные сомнения. Дверь открывает бодрая дама преклонного возраста, опрятно одетая, причесанная, со слегка накрашенными губами. Вежливая, причем с теми же манерами, которые нам уже сутки демонстрировала ее внучка. Проходим в комнату и видим… кровную маму. Девочка бросается в ее объятия, мама в слезах, бабушка хлопочет вокруг меня, пытаясь усадить поудобнее.
Я начинаю понимать, что выгляжу глупо и не нужен среди этого родственного всеобщего счастья.
Проговорили мы в общей сложности час. Родственники пытались, скорее, как-то оправдаться передо мной, объяснить всю ситуацию чередой нелепых обстоятельств, продемонстрировать свою любовь к дочери-внучке и готовность оказывать нам, как приемным родителям, полную поддержку.
Правда, была очевидна разница в их позициях: лишенная родительских прав мама явно находилась в роли просящего, а бабушка, к слову, сама и инициировавшая в свое время это самое лишение родительских прав, – в роли всемогущего разрешителя, от подписи которого зависит все.
Поэтому бабушка, показав все грамоты и фотографии внучки, рассказав о своих победах на «фронтах» здоровья и образования подопечной, начала перечислять условия, на которых она нас благословит и все подпишет.
Во-первых, с меня взяли обещание приводить внучку почаще в гости, а также не препятствовать их общению по телефону. Во-вторых, меня попросили уделять повышенное внимание урокам, чтобы девочка не растеряла свой потенциал, который бабушка культивировала несколько лет. В-третьих, меня уведомили о плохом поведении внучки, из-за которого у них были конфликты. В-четвертых, рассказали о плохих компаниях, в которых девочка ранее была замечена, но в будущем не должна быть.
В общем, я выглядел как соискатель в поиске работы, которого будущий работодатель знакомит со своей фирмой и дотошно расспрашивает, чтобы принять для себя окончательное решение, достоин ли я стать членом его команды. Спустя час мне показалось, что «собеседование» я успешно прошел, после чего мы с девочкой поспешно удалились.