Люблю тебя светло

Когда нас устанавливали и все приводили в желанный вид, — этим занималась матушка с Вырубовым, — отец мой, нежданно успевший после сдачи рекрут, стоял поодаль и судил об эффектах. Наконец покончили; отец вышел в прихожую и прошел в боковыя комнаты, как будто ничего не подозревая. Хозяин дома пригласил гостей посмотреть на сюрприз. Матушка моя стояла у дверей, чтобы кто-нибудь прежде времени не вошел нечаянно. Мне до смерти хотелось видеть от дверей и судить об эффекте; я попросила матушку, она позволила мне посмотреть; я сбежала со ступенек, прямо к дверям. Право, вид был не дурен, и только что я успела снова принять условленную позу, как матушка приказала музыкантам играть какую-то увертюру или симфонию. Я была в страшном смятении, потому что при первых звуках музыки двери распахнулись, и все почти разом вошли в залу, впереди дамы, сначала почтенных лет, потом молодыя; за ними вслед мущины… Все это ахало и восклицало, а меня била лихорадка. Отец мой пошел позади всех; в темноте его никто не заметил, и он мог слышать беспристрастное мнение всего общества. Он остался отменно доволен, ибо только и слышал со всех сторон: «Charmant!»[1]«Вылитая Колосова! Как они милы обе!» и проч., и проч. Музыканты тотчас заиграли польский; Л. подал мне руку сказав: «Aimable déesse, voire main je vous prie»[2]. Я поставила сосуд на жертвенник, подала руку; он меня свел со ступенек и начал польский. Кто-то взял другую богиню, прочия мущины адресовались к простым смертным, и составился огромный польский. Залу осветили… Это были минуты приятные для самолюбия более чем для сердца, но на этом празднике была решена моя участь…»

Поезд спять стоял. В купе разговаривали, радио передавало последние известия, но учитель не слышал. Описание старинного праздника в ноябре 1811 года его захватило. И ничего вроде бы особенного — домашняя простота слов, девичьи интересы, но от того, что было это накануне Отечественной войны, что Пушкину шел тогда тринадцатый год, просыпались в душе учителя благие чувства. От волнения хотелось курить, и учитель намечал, после какой страницы он выйдет в тамбур…

«В нашем краю у многих была музыка. Характерные танцы были тогда в моде, и мы по выходе из Екатерининского института брали уроки у знаменитой танцовщицы Колосовой; она же давала нам на фасон свои театральные костюмы.