Мы сидим на трибунах вдалеке от других родителей, часть которых сбилась в маленькие группы, но большинство используют свободное время, такое драгоценное и редкое, чтобы в одиночестве почитать, подумать или понаблюдать за своими детьми, которые совершают невыразительные боковые кувырки на синих пенополиуретановых матах. Я замечаю детей Кейт: шестилетнего Эрика и мою пятилетнюю крестницу Джейду, обожающую «Рождественский гимн Маппет-шоу», которую я поклялась ни в чем не винить. Они с энтузиазмом подпрыгивают и чирикают как сверчки, вытаскивая складки трусов из попы и спотыкаясь на развязавшихся шнурках. Одиннадцатимесячный Сэм спит в коляске рядом с нами, выдувая пузыри пухлыми губками. Я с нежностью смотрю на него, но опять вспоминаю о своем и отвожу взгляд. Ах, воспоминания. До чего прилипчивая штука!
– Как работа, Фрэнки? – спрашиваю я, желая, чтобы все было, как раньше.
– Беспокойно, как обычно, – отвечает она, и я слышу в ее словах вину и смущение.
Я завидую ей: она живет нормальной, возможно, даже скучной жизнью. Я завидую, что ее сегодня такое же, как и ее вчера.
– Все еще дешево покупаешь, дорого продаешь? – высоким голосом спрашивает Кейт.
Фрэнки вращает глазами:
– Двенадцать лет, Кейт!
– Я знаю, знаю! – Кейт закусывает губу, пытаясь не рассмеяться.
– Двенадцать лет я на этой работе, и двенадцать лет ты это повторяешь. Это уже не смешно. Кстати, неизвестно, было ли это хоть когда-нибудь смешно, но ты все равно упорно продолжаешь.
Кейт смеется:
– Прости, это потому, что я совершенно не представляю, чем ты занимаешься. Чем-то на фондовой бирже?
– Я заместитель начальника управления инвестиционной корпорации, менеджер отделения по работе с инвесторами, – отвечает Фрэнки.
Кейт безучастно смотрит на нее и вздыхает:
– Столько слов, чтобы сказать, что ты руководишь отделением.
– Ой, прости, напомни мне, а чем ты занята весь день? Вытираешь обкаканные попки и делаешь банановое пюре?
– Есть и другие аспекты материнства, Фрэнки, – высокомерно заявляет Кейт. – Это ответственная задача – подготовить трех человек к тому, чтобы они, если, упаси бог, со мной что-то случится или когда они станут взрослыми, смогли жить, работать и преуспевать в мире сами по себе.
– И еще ты готовишь банановое пюре, – добавляет Фрэнки. – Нет-нет, подожди, пюре ты делаешь до или после того, как подготовишь к полноценной жизни трех человек? Да. – Она кивает самой себе. – Да, определенно, делаешь банановое пюре, а
– Фрэнки, сколько слов требуется, чтобы обозначить твою бюрократическую должность? По-моему, не меньше
– По моим подсчетам, их десять.
– А у меня одно.
– Разве? «Квочка-несушка» – это одно слово или два? Как ты думаешь, Джойс?
Я не вмешиваюсь.
– Я пытаюсь сказать, что слово «мама», – раздраженно говорит Кейт, – коротенькое, малюсенькое словечко, которым называется
Фрэнки равнодушно пожимает плечами:
– Прости, но мне так не кажется. Знаешь, я не могу поручиться за своих коллег, но лично я люблю сама делать себе банановое пюре и вытирать свой собственный зад.
– Правда? – Кейт поднимает бровь. – Удивлена, что ты не подцепила какого-нибудь несчастного парня, который делал бы это за тебя.
– Все впереди, я пока ищу этого особенного человека, – любезно улыбается ей Фрэнки.
Они всегда так пикируются, подпуская друг другу шпильки, но не напрямую, а словно следуя некому сложному ритуалу, который, кажется, только сильнее сближает их. Думаю, попробуй что-то подобное сказать человек посторонний, они бы разорвали его в клочки. В наступившей тишине обе вдруг осознают, насколько бестактно было обсуждать эту проблему в моем присутствии. Кейт незаметно пинает Фрэнки. Они в ужасе.
Самое парадоксальное, что если в жизни происходит что-то трагическое, то именно на
– Как поживает Хвастун? – Заполняя неловкую паузу, я спрашиваю о собаке Фрэнки.
– Ему лучше, ноги отлично заживают. Хотя он все еще воет, когда видит твою фотографию. Прости, но мне пришлось убрать ее с каминной полки.
– Ничего страшного. Я и сама собиралась попросить тебя переставить ее. А ты, Кейт, можешь избавиться от моей свадебной фотографии.
Разговор о разводе. Наконец-то.
– Ах, Джойс! – Кейт качает головой и с грустью смотрит на меня. – Я так хорошо выглядела на твоей свадьбе! На этой фотографии я нравлюсь себе больше всего. Можно я просто вырежу из нее Конора?
– Или пририсуй ему маленькие усики, – предлагает Фрэнки. – А еще лучше, пририсуй ему хоть немного индивидуальности. Интересно, какого цвета она бывает?