#люблютебя

Мы с Мо планировали присоединиться к летней программе для начинающих драматургов. Невероятно амбициозное мероприятие, надо сказать: те, кто туда попадали, жили в Нью-Йорке и работали с настоящими актерами и режиссерами. Каждого участника туда отбирали лично на основе интервью с кучей творческих вопросов (и таких же творческих ответов) плюс полноценной одноактной пьесы. Мы хотели как команда подать «Два поколения». Сайт программы сообщал, что места для творческих дуэтов «ограниченны», но и народу туда, наверное, обращалось куда меньше. Во всяком случае, все наши школьники-драматурги как с писаной торбой носились со своим «личным ви́дением». К тому же, если мы заявимся поодиночке и одна попадет в программу, а другая нет – особенно Мо, – получится просто некрасиво.

– Каким образом?

Она пожала плечами.

– Моя кузина изучает драматургию в Йеле, и она говорит: все знают, что тот, кто знаменит, изначально в привилегированном положении. – Мо оттолкнула от себя поднос, он поехал по липкой деревянной столешнице. Я постаралась не наброситься на него и не начать подбирать остатки еды. – Есть там какой-то парень из популярной мальчиковой группы, который даже экзамены не сдает. А еще у одного папочка – крутой продюсер в Лос-Анджелесе, так что оценки этому парню поставят, даже если он едва умеет читать.

– Быть знаменитой потому, что тебя все ненавидят, – немного другое, Мо. Никому такого не пожелаешь. – Моника нахмурилась, открыла рот, будто собираясь возразить. – И я все равно не понимаю, как это может нам помочь попасть в программу.

– Такие мероприятия обожают публичность. Если ты – интернет-сенсация с миллионами подписчиков, организаторы наверняка захотят, чтобы ты рассказала об их программе. Точка.

– Да, но я не интернет-сенсация.

– А могла бы ею стать. – Я закатила глаза, но Мо было начхать. – Обо всем, что случилось, можно было думать с двух точек зрения: позволить всем злиться, завидовать тебе и не делать ровным счетом ничего, поскольку действительно никто не знает, как долго это будет продолжаться. – Моника накрутила на палец тугой локон. Она не стриглась и не красила волосы с первого класса, и дотрагиваться до них уже давно вошло у нее в привычку. – Или можно попытаться воспользоваться ситуацией, прежде чем все заглохнет само собой.

– Не думаю, что стану в это ввязываться, Мо. Я просто хочу, чтобы все прекратилось.

Подруга фыркнула и ткнула пальцем в телевизор, висящий метрах в пяти от нас. По утрам все экраны и в столовой, и в классах были настроены на школьные объявления, но после одиннадцати их переключали на нормальные каналы, то есть на кабельные. Обычно на телевизоры никто даже внимания не обращал, но сегодня все к ним будто приклеились.

– Сдается мне, деваться тебе уже некуда.

На экране был Кайл. Он легко улыбался и махал в камеру, а потом поворачивался и убегал в школу. Он выглядел так, будто общался с телевизионщиками всю жизнь. В кадре появилось синее окно с логотипом

Flit. «893271 рефлит, и число это все прибавляется» – значилось в бегущей строке наверху экрана. Я вновь повернулась к Мо, чувствуя, как желудок ухает куда-то в район коленей.

Мои родители вообще-то почти не смотрели местные новости, но что если им расскажет кто-то из нашего городка? Например, упомянет об этом у мамы в цветочном магазине? А она любит поболтать с клиентами. И опять же: кто знает, что моя мама решит устроить? Привяжет меня к кровати, пока не посчитает, что психическое состояние ее дочки вновь «стабильно»? А вдруг она вообще не отпустит меня на писательские курсы? Кстати, я, наверное, сумела бы выжить на диете почти из ничего. Ибо съесть что-либо, не опасаясь, что меня тут же вывернет, я сейчас точно не могла.

8. Кайл Среда, 12:54

На утренних уроках девчонки то и дело украдкой меня фоткали. Даже такие, как Эрин Ротштейн, хотя у нее-то наверняка были мои фотки с летних вечеринок, на которые я приходил вместе с Эммой. А когда выпуск новостей вышел в эфир, я едва смог пробраться через вестибюль школы.

На большой перемене в общей гостиной меня обступила толпа девятиклассниц, которых я до этого даже ни разу не видел. Одна попросила меня расписаться у нее на туфле. Интересно, она теперь босиком ходить будет или у нее запасная пара есть? К сожалению, когда она ко мне подошла, то уже держала туфлю в руке, и сквозь толпу я не разглядел ее ноги. Но обувь таки подписал. М-а, автографы на туфлях. Я что, уже превратился в рок-звезду? Эдак и до автографов на лифчиках недалеко… Кто-то сильно хлопнул меня по спине.

– Братан, кто бы мог подумать, что засранец вроде тебя наделает столько шухеру, а?

Я повернулся к Дэйву. Он улыбался как ошалелый и пялился на худенькую брюнетку на полголовы ниже его. С его лысиной и накачанными мускулами смотрелось это жутковато. Вся команда знала цену россказням Дэйва. Дэйв в раздевалке – это бесконечные истории о том, как он в очередной раз кому-то «вставил». Дэйв с реальной девушкой – жутко нервничающий тип, который даже слова в предложение связать не может.