Любой каприз за вашу душу. Нью-Йорк

Он резко вскидывает голову, недоверчиво и счастливо вглядывается в темноту, из которой проступает женская фигура: она оперлась руками о перила, неуверенно улыбается ему. Вокруг нее в луче света мечутся пылинки.

Вскочив на ноги, он бросается к ней, бежит по узкой доске над оркестровой ямой, по центральному проходу зала – в круге света, задевающем взволнованные лица, – и останавливается под балконом. Молча протягивает руки, – восторг, надежда, страсть, – и она, с немного безумной и счастливой улыбкой, перемахивает перила и прыгает, юбка белого платья взвивается парусом, шелковый шарф планирует на изумленную публику в партере, а она сама – уже в руках Бонни, в его объятиях, обвивает его за шею…

Их поцелуй длится и длится… пока зал не взрывается аплодисментами и криками: браво, браво!..

…его личная тишина длится ровно один удар сердца. Ровно столько, сколько нужно ему, чтобы увидеть великолепную сцену для совсем другого спектакля и понять: Роза не отзовется.

Она пришла не за тем, чтобы встретиться с ним. Не за разговором. Она не дождется конца репетиции, чтобы потом подойти к сцене и сказать: «Я принесла вам кофе, мистер Джеральд». Или еще лучше: «Пора домой, Бонни».

И не затем, чтобы оценить великолепную, душераздирающую сцену в его исполнении.

Нет. Она пришла просто посмотреть репетицию. Как гениальный Бонни Джеральд вместе с гениальным Томом Хъеденбергом ставят ее мюзикл. Наверняка ей это нужно для следующей книги. А он, Бонни – всего лишь персонаж уже написанной.

Британские ученые закончили свою диссертацию о больном ублюдке.

Жизнь продолжается.

…со вторым ударом сердца (чертовски болезненным ударом) Бонни отвернулся от балкона. Жизнь продолжается, репетиция тоже. Персонажи по-прежнему на сцене.

Эй, кто-нибудь, поставьте Фредди Меркьюри! The Show Must Go On.

– Безмозглые каракатицы! – орет он на ансамбль, точно зная, что они не виноваты. Но так надо. Либо он орет и продолжает репетицию, либо ломается и бежит за ней: где-то наверху неслышно открывается и закрывается дверь.

И шоу продолжается. Без нее. Потому что шоу – это его жизнь. Его настоящая жизнь. И даже смерть не разлучит их.

В семь двадцать (прошло не больше минуты) у Люси, сидящей в зале, рядом с Томом, зазвонил телефон. Она что-то ответила, Бонни не слышал, украдкой кинула сочувственный взгляд на него (он сделал вид, что не заметил) и слиняла. Что ж, вот и подтверждение: ему не померещилось, приходила Роза. Посмотрела на него. Ушла.

 В семь двадцать пять Бонни позвонил в курьерскую службу и отменил заказ на цветы. В четверть девятого – закончил репетицию. Хватит на сегодня. В половину девятого – вылил едва начатую бутылку виски в туалет собственной гримерки. Туда же полетел черт знает как давно заначенный косячок. Безумно хотелось принять дозу и хоть на один вечер забыть обо всем на свете, но чертово шоу должно продолжаться. До премьеры две недели, и напиться сегодня – это значит напиться и завтра, и послезавтра, и в день премьеры… Нет уж. Мы это уже проходили.

Есть другой способ прочистить мозги и вернуться в дееспособное состояние. Намного более действенный. Вряд ли Кей откажет.

При мысли о том, где сейчас может быть Кей и чем заниматься, а главное – с кем, Бонни зажмурился и запустил пустой бутылкой в стену.

Она сделала свой выбор. Имеет право. И Кей вовсе не обязан отказываться от девушки, которую любит, ради тараканов некоего больного ублюдка. Не обязан, и… и хорошо, что не отказывается. Может быть, потом… когда ее обида утихнет… Черт. Черт! Надо уже подумать хоть о ком-то другом. О чем-то другом! О шоу, наконец! Сколько можно оглядываться на каждый шорох и вздрагивать от каждого телефонного звонка, ежесекундно ожидая – вот сейчас она позвонит, или окликнет, или просто покажется в толпе…

Хватит сумасшествия. Мы это уже проходили, излечились, и на этот раз… не будет на этот раз все по-другому. Ни одна женщина не сможет воспринимать больного на всю голову саба как полноценного мужчину, мужа и отца своих детей. Нечего было и надеяться.

Аккуратно вынув осколок, вонзившийся в предплечье, Бонни бросил его в россыпь стекла на полу, провел ладонями по лицу – проверить, нет ли других. Сейчас он запросто может и не почувствовать боли, адреналин, мать его.

Других осколков не было. Больному ублюдку в очередной раз повезло.

Все. Достаточно страдать. Надо уже что-то сделать, пока он не сорвался по-крупному. В этом городе слишком просто слететь с катушек, но это совсем другое шоу. Не его шоу.

Включив смартфон (ни одного вызова от Розы, кто бы сомневался), он набрал Кея:

– Вечера, братишка. Ты в NY?

– Да.

– Ты нужен мне. Сегодня.

Секундная пауза: Кей велит водителю ехать к театру.

– Через семь минут у служебного входа, братишка, – выдох, в тоне усталая улыбка. – Нажрешься без меня – выпорю.

– Грозная Британия, – Бонни тоже улыбнулся. Криво, натужно, но улыбнулся. Сегодня он не сорвется. Завтра и послезавтра – тоже. Славься, Британия.

– От безбашенной Сицилии слышу.