Он шел по знакомой до последней трещины узкой тропинке, кутаясь в куртку и улыбаясь рогатому силуэту на скале над морем. Козел по имени Козел, названный так в честь дядюшки Джузеппе, тоже любил встречать рассвет у моря. Никто не знал, как он выбирается из загона, каким чудом открывает дверь хлева и какой высший смысл видит в ежеутреннем бдении над бухтой Сирены, но спорить с ним дурных не находилось. Примерно как с дядей Джузеппе, когда ему приходила в голову очередная идея во благо Семьи.
Бенито усмехнулся, поправил старую отцовскую куртку на плечах…
Она пахла домом. Козами, острым сыром, виноградными листьями, апельсинами, морем и потом. Ее давно уже сожгли вместе с грудой прочего древнего хлама. Лет пятнадцать назад, когда Бенито Кастельеро сбежал в далекую Америку.
Но сейчас, во сне, Бенито чувствовал этот запах, это тепло. Он был дома. Хотя бы во сне.
Давно ему не снилось рассветное пение сирены на рифах. Он соскучился. Когда он приходил сюда в последний раз, сирена молчала. Обиделась. Он точно знал, за что. Она даже не обернулась, когда он позвал. А сегодня – обернется. И споет для него.
Бенито помахал рукой козлу по имени Козел, подумав: наверное, и его уже нет. Старых козлов в стаде не держат. Козел скосил глаз вниз, стукнул копытом и принял горделивую позу. Носом к рассвету.
Так же, лицом к рассвету, сидела на острой скале каменная сирена. Каменная и живая одновременно, совершенно нормально и естественно, как бывает только во сне. Горизонт окрасился оранжевым, и вокруг сидящей вполоборота девушки засветился розоватый ореол.
Волшебство, привычное с детства. Когда Бенито было года четыре, отец первые привел его слушать ветер в скалах и рассказал сказку о морской принцессе, которая тысячу лет ждет своего жениха-человека и на рассвете поет, указывая ему безопасный путь между рифов.
– Хорошо, что ты пришел сюда, – сказал знакомый голос. – Люблю это место.
Бенито молча улыбнулся, дождался, пока Кей сядет рядом на песок и накинул отцовскую куртку на них обоих.
– Она тебе понравится.
Вместо ответа Кей обнял его за плечи. Почти как отец, только – друг. Единственный, кого Бенито приводил сюда на рассвете. Только ему Бенито расскажет о своей Мадонне. Кей поймет.
Тепло.
Солнце встает.
Где-то в глубине моря рождается высокий протяжный звук, дрожит и дробится в скалах. Сирена встает навстречу солнцу – и ее песня светится, бежит лучами по рябой воде, поднимается вместе с клочьями тумана. Она поет вместе с ветром и камнями, вместе с солнцем и водой. Но горизонт пуст. Тот, кого она ждет, сегодня не приплывет. Но она все равно поет. Ее голос нежен, как обещание жизни.
И Бенито, чувствуя плечом тепло дружеского плеча, поет вместе с ней. Старую сицилийскую колыбельную: о море, всегда о море, о любви и надежде. Без слов. Он ждет, когда она обернется. Ее платье цвета осенних листьев полощется на ветру, развеваются волосы, и он почти узнает ее…
Но только почти. Она позволяет петь вместе с ней. Она танцует, подняв лицо к небу. Она манит, обещает, ее песня пахнет мятой и лемонграссом. Она зовет его, и он знает – на этот раз она настоящая. Ее голос, ее тепло не могут обмануть, как однажды обмануло имя.
Она обязательно обернется и улыбнется ему. Вот сейчас, еще немного, вот-вот в горячем солнечном свете он различит ее лицо – и да, она оборачивается… ее голос летит над морем криками чаек… она протягивает руку: иди ко мне, Бонни…
Он знает: она улыбается ему. Только он не видит. Солнце слишком яркое, слепит. До слез. И она – лишь сияющий силуэт.
– Ты спишь, Бонни? – шепчет совсем тихо, касаясь дыханием его щеки.
Да, я сплю. Я вижу тебя во сне, мадонна. Поцелуй меня!..
Но тепло рядом исчезает, вздрагивает матрас: она встала, и сон почти растаял, оставив после себя щемяще-теплое чувство… доверия.
Можно снять ленту, открыть глаза. Увидеть ее – сейчас, наконец-то! Не дать ей снова ускользнуть. Можно. Но нельзя. С открытыми глазами не пройти по фарватеру, только на слух, только полностью доверившись морской деве.
Сквозь сон Бонни слышал осторожные шаги, тихий плеск воды, скрип двери… или скрип мачты? Снова ветер пел в скалах, край неба тревожно розовел, на скале торчал козел по имени Козел с глазами дяди Джузеппе, а Бенито бежал по узкой, до последней трещины знакомой тропинке между скал. За его спиной топали шесть пар ног. Адриано, Николо (второй сын дона Джузеппе) и еще четверо, верные помощники сына и наследника дона, настоящего сына, а не какого-то ублюдка!
Бенито в прошлом месяце исполнилось пятнадцать. Адриано – на две недели позже. Они считались двоюродными братьями, но на самом деле между ними не было ничего общего, и это было единственным, в чем они сходились. Ничего общего!