– Добрый день, Иван Федорович, – тихо сказал Ярослав на «великом и могучем», пристально глядя в глаза белогвардейца. – Мне сказали, что у вас я могу сделать копию фотографии при отсутствии негатива, – он достал из нагрудного кармана рубашки старую, варварски перегнутую пополам фотокарточку, на которой был запечатлен выпуск молодых офицеров сорокалетней давности, и положил на обитую тканью конторку перед стариком. Клименко хватило одного мимолетного взгляда на давно знакомый групповой снимок – ведь одним из запечатленных на карточке безусых офицериков когда-то был он сам, – чтобы понять, что за гость к нему пожаловал. Еще секунда понадобилась белогвардейцу на окончательный анализ ситуации и принятие решения. Наблюдая за стариком, Ярослав невольно залюбовался его железной выдержкой и самообладанием. На лице Ивана Федоровича не дрогнул ни один мускул. Колчаковец казался совершенно спокойным. Хотя это, конечно же, было не так.
– Что ж, можно попробовать. Хотя работа предстоит сложная, – полковник оторвал взгляд от снимка и поднял глаза на Охотника, – и займет много времени. Вы, надеюсь, не торопитесь?
– Мне некуда торопиться, – чуть дернул уголком рта Ярослав. – Я чужой в этом городе.
– В таком случае позвольте угостить вас чашкой кофе? – предложил Клименко. – А я пока подумаю, что смогу для вас сделать. Карточка уж слишком… запущенная.
– Спасибо. С удовольствием, – улыбнулся Охотник. Подчиняясь жесту старика, он откинул крышку на конторке, опустил ее за собой на место и вышел в подсобку, отделенную от помещения для приема клиентов двойной бархатной шторой.
– Здесь вы можете чувствовать себя в полной безопасности, – сообщил Иван Федорович, чуть замявшись. – Простите, я пока не знаю, как к вам обращаться…
– Меня зовут Ярослав, – представился Охотник. – Спецотдел Главного разведуправления армии. Мы прочли ваше письмо и посчитали изложенную в нем информацию заслуживающей внимания.
– Отлично. Признаюсь честно, чего-то такого я ожидал. Присаживайтесь здесь, пожалуйста! – Клименко, проявивший-таки признаки волнения, указал на одно из двух стоящих друг напротив друга кресел, когда они с Ярославом оказались в похожей на рабочий кабинет комнатке с письменным столом и книжным шкафом. В углу, магнитом притягивая взгляд, находился большой черный сейф.
– Курите? – старик открыл стоящую на столике между креслами лакированную шкатулку. – К сожалению, у меня в доме только крепкий трубочный табак. Жена и дочь не курят.
– Нет, – отказался Охотник. – Лучше воды. Жарко тут у вас.
– Я сейчас поднимусь наверх, попрошу дочь принести лимонад, – Клименко поднялся и скрылся за дверью. Минуты через две вернулся. Сел, раскурил трубку и только потом спросил, нахмурив брови: – Кто вы по званию, если не секрет?
– Гвардии капитан, – сообщил Охотник. – Сомневаетесь в моей квалификации? – Ярослав многозначительно скользнул взглядом по трости. – Могу вас успокоить. Это – всего лишь привычка, оставшаяся после ранения. Я уже давно свободно обхожусь без третьей, деревянной ноги.
– Толково, – хмыкнул Клименко. – Мало кто ждет от инвалида сюрпризов. Итак? – Полковник пыхнул дымом и вопросительно посмотрел на гостя из далекой России. – Времени у нас достаточно. Думаю, для начала мне стоит рассказать вам мою историю, капитан. Вы не против?
– Нет. Я не против, – сказал Охотник. – Только прежде, Иван Федорович, я хочу задать пару вопросов.
– Извольте, – кивнул Клименко.
– Сколько в Лас-Суэртосе живет бывших белогвардейцев?
– Насколько мне известно – из оставшихся в живых только я, один, – пожал плечами полковник. – Раньше было двое. Но мой друг, поручик Нежинский, скончался от сердечного приступа еще в тридцать девятом. Его вдова продала дом, дело и уехала в Рио. Больше я о ней ничего не слышал.
– А в Сан-Паулу много эмигрантов из России?
– Не очень, – помолчав, ответил Иван Федорович. – Двенадцать семей. Или тридцать девять человек, если быть точным. Большинство, как и я, эмигрировали после революции. Мы все знаем друг друга и время от времени встречаемся. По старым праздникам. Или когда есть другой веский повод – день рождения, свадьба детей, рождение внуков, похороны. Общение с соотечественниками и родной язык помогают нам и нашим детям ощущать себя русскими.