Любопытная

– Я разделяю ваши чувства. В союзе сводника и проститутки, последняя, сколь велико бы ни было ее бесчестье, хранит частицу добродетели, позорно жертвуя собой ради блага мужчины, поощряя его пороки, созидая запачканными руками счастливую жизнь трусливых злодеев. Иному убийце я доверил бы жизнь, укравшему ради любви – кошелек. В каторжных тюрьмах такие люди составляют половину заключенных. Сутенеров же, которых закон называет людьми, я уничтожил бы, не считая себя убийцей. Мы – на улице Жермен-Пилон, и если у Дон Жуана Монмартра еще осталась частичка души, вы увидите, какой я умелый мучитель.

Небо́ позвонил в дверь небольшой, неприметной гостиницы; им открыла молодая горничная. Они вошли в роскошный вестибюль, напоминавший виллы на Лазурном берегу – в них депрессивные англичане громоздят странные и дорогостоящие предметы. Столь же непоследовательной безвкусицей отличалась обстановка гостиной – отделанные гобеленами стены были украшены безобразными картинами и коллекциями фальшивого оружия. Можно было подумать, будто ни с того ни с сего разбогатевший скверный актер купил и перенес в гостиную целиком содержимое сувенирной лавки.

– Не снимайте шляпы, Ладислас, – сказал Небо́ при появлении гладко выбритого Луция Вера143 в изысканном костюме жемчужно-серого сукна.

Стройная фигура и красивые движения двадцатилетнего злодея поразили Небо́.

– Добро пожаловать, господа спасители, – он подал обе ладони гостям. Их руки неподвижно лежали на подлокотниках кресел.

Альфонс побледнел и, чтобы скрыть свою ярость, позвал прислугу.

– Я предложу вам выпить, господа.

Небо́ язвительно рассмеялся.

– Дон Жуан Монмартра, ты допустил две improper [28] за одну минуту. Руки, запачканной в крови, не подают. Ты также должен понимать, что напитки в твоем доме имеют привкус духов твоих женщин.

Небо́ достал сигарету.

Альфонс зажег спичку и с угрожающим видом протянул ее Небо́.

– Я не мог запачкать огня, – с горечью сказал он.

Небо́ бросил сигарету, и Альфонс вышел из себя.

– Довольно игр! Вы спасли мне жизнь и злоупотребляете этим. Я не стану этого терпеть.

– Ты внушаешь нам отвращение, но не страх.

– Под вашими пиджаками – револьверы, стало быть, вы меня боитесь.

– Мы опасаемся не тебя – ты не столь гнусен, чтобы устроить нам западню.

– Я рад, что вы это признаете!

В ответ на уступку со стороны Небо́ злодей забыл обо всех унижениях – он не отрывал от Поль взгляда.

– Вы молчите, мсье или мадам, – обратился он к ней. – Я угадываю в вас женщину. Надеюсь, в ваших словах будет больше теплоты.

– Теплота моих слов будет заключаться лишь в том, что я не снизойду до того, чтобы бросить вам в лицо свое презрение.

– Для чего вы пришли сюда? – закричал он. – Будь я сто раз обязан вам жизнью, я не стал бы терпеть оскорбления.

– Оскорбления! – воскликнул Небо́. – Ты льстишь себе – едва ли найдутся подходящие слова, чтобы назвать тебя каким-либо из них. За непристойным поведением следуют неуместные слова. Ты называешь домом место, построенное и меблированное для разврата: твой дом – публичный дом. Ты считаешь себя хозяином своей жизни? Твоя жизнь обитателя вавилонского бестиария принадлежит мне – ученому.

– Кто дал вам право оскорблять меня в моем доме?

– Этим правом наделила меня моя добродетель. Считая себя в безопасности на Монмартре после полуночи, ты не предполагал, что будешь осмеян и опозорен в собственном доме, подобно трусу.

– Позор смывается кровью, и я требую удовлетворения!

– Кровью? Ты хочешь, чтобы я нашел кровь в твоих жилах, когда к твоему лицу не приливает даже краска стыда! С какой легкостью ты забываешь о том, кто ты! С людьми твоего сорта не дерутся на дуэли – их убивают, едва столкнувшись с ними, и для бандита – большая честь погибнуть от руки порядочного человека.

– Боже мой! Боже мой! – воскликнул Альфонс. – Подумать только – я обязан жизнью человеку, который топчет меня ногами.

– Остерегайся, если твои губы еще сквернят божье имя! Я освобождаю тебя от обязанностей должника, как и от обязанностей хозяина: в твой дом пришли два врага – избавься от них, если сумеешь.

– Но кто вы?

– Праведник и ученый в одном лице, презирающий в тебе порок и невежество. Посмотри на себя в зеркало, Дон Жуан – ты походишь на выпоротого ребенка.

– Вы вынуждаете меня идти до конца.

– Знаешь, что ты задумал? Спустить огромных псов, живущих у тебя в саду. Ты до сих пор не сделал этого лишь оттого, что предпочитаешь раскаленное железо моих слов на своем лбу царапине на этом лице.

Небо́ дотронулся до щеки Поль.

– Я более не стану прятаться за спиной очаровавшего тебя Ладисласа и уединюсь в углу твоей гостиной недалекого выскочки. Если твои псы захотят от меня большего, чем несколько конфет, я пощажу тебя.

– Вы позволите, мсье Ладислас? – спросил сутенер.

– Разумеется! – ответила принцесса.